М.Б. Чернышева
преподаватель педагогического колледжа г. Москва

ФОЛЬКЛОР ГУСЛИЦЫ.

В Восточном Подмосковье мне довелось работать, начиная с 1981 года, а в Гуслицу по приглашению Устиньи Григорьевны Андрияновой я попала 22 марта 1985 года, на Масленицу, в деревню Степановку. В тот день в клубе пела вся деревня, половина ее танцевала интереснейшую кадриль. Позднее Степановцы со своими песнями и кадрилью не один раз приезжали выступать в Москве – на встрече с хором М.И. Пятницкого, в концертах Союза композиторов РСФСР, на праздниках в Коломенском и других мероприятиях. И москвичи - студенты колледжей и вузов, любители народной песни, молодежные фольклорные ансамбли – не раз приезжали в Гуслицу, Степановку и к Устинье Григорьевне, чтобы разучить кадриль, перенять местную манеру народного пения.

Именно тогда, в 1985 году, стало ясно, что в Гуслице этномузыковеду есть что собирать и над чем систематически работать. С тех пор моя работа в этом районе не прекращалась, завязалась крепкая дружба с Устиньей Григорьевной на основе моего огромного уважения к ее незаурядной личности и ее внимания к моей работе и большой помощи, за что еще раз от всей души благодарю.

Сейчас моя коллекция магнитофонных записей в регионе Восточного Подмосковья насчитывает более 10 тысяч единиц. Среди них записаны произведения почти всех жанров народной музыки, вокальной и инструментальной («светская», то есть собственно народные песни крестьянской культуры, церковно-служебная музыка и духовные стихи). Помимо народных песен, были проведены тысячи бесед с исполнителями или просто местными жителями, в которых затрагивается масса тем и проблем народной вокальной и инструментальной музыки, народного танца, исполнительства, внемузыкальных жанров фольклора. Беседы содержат материал и других областей народоведения - истории, этнографии, культурологии, диалектологии, религиоведения, социальной психологии, народной педагогики и других, смежных с музыкальной фольклористикой наук. Были выполнены сотни экспедиционных фотографий. На этом материале мной опубликован ряд статей, сейчас работаю над книгой . ¹

Аксиомой современной науки является необходимость комплексного исследования народной музыкальной культуры, ее языкового и словесно-текстового, хореографического, театрального, изобразительного, поведенческого (обрядового) слагаемых. Следует иметь в виду, что народная культура тесно вписана в быт и труд людей, которые являются ее носителями. Она тонко отвечает всем движениям народной мысли и веры, всем поворотам истории. Поэтому осмыслить явления народной культуры возможно именно в контексте исторического, социального, обрядово-этнографического, конфессионального и других массивов информации. Это дает возможность особенно точного определения места и функции народной музыки и обрядов, содержания идей и характерных свойств музыкального компонента во всем комплексе народной культуры.

В процессе работы в Восточном Подмосковье, нам довольно скоро стало очевидно, что Орехово-Зуевский район - это очень сложный и интересный регион, во многих отношениях. ² Близость Москвы - громадного центра, в котором сходятся пути и культуры всего мира, неизбежно наложила определенную печать на жизнь региона, на его традиционную культуру. Например, это выразилось в динамике и направленности эволюции жанров и форм народной музыки. Показателен в этом смысле фрагмент беседы с жительницей д. Беливо Полиной Максимовной КАБАНОВОЙ (1926г.), которая состоялась у нас, при участии У.Г. Адрияновой, в 1986 году:

«Ко мне приходил старик, а он у нас ста-арый. И ведь вот он, старенький, приходит и говорит: «Какие мы здесь водили круга-а! У меня отец овдовел, а здеся девки круга водили. А Секлетерия, вторая мать-то моя, она тут тоже водила круга, она и подошла к моему отцу. А уж как она подошла, чево они круга водили? И отец, глежу, вышел в круг – и вот они с Секлетерией ходили». П.М. Кабанова продолжает: «А вот как они круга водили? Я не представляю, сколько раз думала…Нет, мы уже не водили, наша баушка водила. А кадрель играли Мать»...

П.М. Кабанова в своем рассказе проясняет для нас сущность, социальную функцию хороводов, их традиционный здесь хореографический круговой вид. Во времена молодости ее бабушки (1870-80е гг.) это была форма досуга или праздничного общения молодых и не слишком молодых людей (например, участвовал овдовевший, уже с детьми, мужчина, к которому подошла девушка по имени Секлетерия, и они стали водить круга вместе). Становится ясно и время «смерти» традиции, 1910-20е годы. Но особенно поражает динамичность трансформации бытовых танцевальных форм, культурных традиций деревни, где каждое новое поколение рождало новую хореографическую форму: бабушка «водила круга», мать «играла кадрель», а сама Полина Максимовна танцевала уже европейские танцы в клубе или плясала «русского», «цыганочку» на улице или дома».

Но, несмотря на близость Москвы и ее значительное влияние на культуру региона, наши экспедиции показали, что, как это ни удивительно, здесь, в Восточном Подмосковье, сохранились до нашего времени местные традиционные крестьянские, исстари идущие обряды и песни календарного и семейно-обрядового цикла будней и праздников, а также произведения фольклора почти всех жанров, исторически сложившихся в России. Нам удалось их записать во множестве местных вариантов. Это, безусловно, говорит о традиционном характере местной музыкальной и обрядовой культуры, а ряд явлений указывают на ее огромную историческую глубину. Ведь в триедином музыкальном пространстве народной культуры, (которое составляет светкое (народное) искусство – духовный стих – церковное искусство), народные календарные праздники, обряды и песни лежат в самой глубине истории, являются фундаментом для всех последующих культурных наслоений.

В чем же секрет сохранности древних русских календарных обрядов, песен, духовных стихов так близко от Москвы?

В огромной степени эта сохранность традиционной культуры в Гуслице определяется ее конфессиональной принадлежностью к старообрядчеству. Всем известна ориентация старообрядчества на традиционность, завещенность всего от предков и приверженность к старому укладу жизни. Традиционализм старообрядцев и послужил как раз тем консервантом, благодаря которому современная наука имеет возможность зафиксировать и изучать древнейшие слои народной культуры.

Христианский компонент мировоззрения крестьян Восточного Подмосковья, как оказалось, не единственный (как мы увидим ниже), но он очень силен, особенно в старообрядческих семьях. Очень высока и крепка христианская «дисциплина» – соблюдение тех или иных установлений в быту. Особенно это касается периода постов и соблюдения постных дней, поминания ушедших из жизни и целого ряда других моментов повседневной жизни.

Орехово-Зуевский р-н и прилегающая к нему с юга территория вокруг с. Шувое - один из самых старых, так называемый «гуслицкий» регион старообрядчества. Местные жители говорят: «Да мы все здесь Гусляки, все деревни, вот прямо «по заходу» (то есть, с окраинных гуслицких деревень в Раменском и Павлово-Посадском районах - к центру в Куровской зоне Орехово-Зуевского р-на). На основании наших экспедиционных бесед с местными жителями, грамотными старообрядцами, они знают историю своего появления здесь. В этот глухой лесной и болотистый край, край реки Гуслянки, старообрядцы бежали из Москвы от никоновских религиозных гонений, потомки которых с тех пор и живут здесь. Старообрядцы здесь - разных толков. Мы беседовали и с верующими, приемлющими священство (среди них «белокриницкие», или «окружные», единоверцы, верующие «поморского» согласия), так и с не приемлющими священства (так называемыми «беспоповцами», среди которых нам встретились люди, принадлежащие к согласию «мокеевских» и согласию «лужкан»). Позднее, ближе к ХХ столетию, в Гуслице стали понемногу появляться и верующие «никонианского», современного направления православия, принадлежащего новой, официально-господствующей церкви, что еще более усложнило конфессиональную картину вероисповедания в регионе. Постепенно происходила значительная ассимиляция тех и других, и сейчас деревни, которые раньше были населены целиком старообрядцами, стали почти целиком «никонианскими». Другие деревни сохраняют оба направления на равных, паритетных началах. В третьих деревнях все еще преобладает старообрядчество, хотя таких деревень осталось мало. Эта достаточно сложная конфессиональная картина определенным образом отражается и на местном фольклоре, и на характере местных традиционных обрядов (о чем ниже).

* * *

Весьма значительный здесь вес старообрядческого населения, известного своим строгим соблюдением традиций, не мог не наложить определенную печать и на быт, обряды, и, конечно, на народное искусство. В частности, в нашей коллекции значительное место занимает жанр духовного стиха. Отметим, что конфессиональное многообразие не столь прямо коррелируется с качественными явлениями в области духовного стиха, как это мы отмечали для Сепычевского уральского старообрядчества .³ Здесь, по нашим наблюдениям, более древний пласт духовного стиха соотносится с более пожилым слоем населения, любого направления веры.

С 28 ноября ⁴ в деревне наступает тишина; исчезают игры и пляски, молодежь не слышно и не видно, даже детей не очень-то охотно родители выпускают погулять, - и холодно, да и лишнее веселье в это время ни к чему. А как же иначе? Ведь начался 40-дневный Рождественский (или Филиппов) пост, который завершится 7 января одним из главных праздников, Рождеством Христовым. Все погружены в работу, – прядут и ткут, а также и в мысли - о душе, грехе и добродетели, о Боге и его судьбе, в размышления абстрактные и философские. В этот период в домах грамотные старообрядцы читают «душеполезные» книги - Евангелие, Библию, Минеи Четьи – у кого какие книги есть. А петь в это время запрещено все, кроме только духовных стихов, из-за их высокого нравственного, душеполезного, христианского содержания.

Поскольку дети долго «философствовать» не могут, тут им на помощь спешат бабушки. Лежащим на печке внукам они рассказывают сказки и поют духовные стихи - единственный род народной музыки, который можно было «озвучивать» в период постов.

Мы записали в этом регионе весьма большое количество произведений в этом жанре, особенно много старейшего, былевого музыкального их слоя. Хотя встречались духовные стихи, принадлежащие более поздним историческим и стилевым пластам.

Как же проходил процесс передачи традиции духовного стиха? Жительница д. Мальково Мария Васильевна ЧУЛКОВА (77 л.; запись 1991г. при участии У.Г. Андрияновой), рассказывает об этом так:

«У нас ведь все книжники-то были, старики. Богу-то мы веровали, и доднесь мы веровам…Оны нас и: «Идитя, садитися стихи петь!», нас и учили, вот, и учили. А мы повторяли за нимя.

- А их – свои учили, старшие. У меня свёкур Евграф Федорович и сестра /двоюродная/ Акулина Евграфовна, Чулковы, они знали много стихов. И бывало, зимой мы заляжем на печь, а они поют».

В регионе бытовало большое количество духовных стихов, как эпического, старого слоя, так и более поздних. И тех, и других мы записали много. Имеют хождение и новейшие, на силлабо-тонической основе, версии старых традиционных сюжетов.

В д. Шувое в 1991 году нам довелось встретиться с одной из старейших жительниц региона Анной Николаевной ШАЛАЕВОЙ, 107 лет. Несмотря на свой преклонный возраст, она обладала ясным сознанием, прекрасной памятью и отменным здоровьем. Она не старообрядка, хотя и из семьи очень строгой веры. Она не выходила замуж, провела жизнь в труде, постах и молитвах. В ее репертуаре мы встречаем очень редкие уже сейчас духовные стихи, которые, как правило, бытуют скорее в старообрядческой среде, с присущим ей традиционализмом. Ее духовные стихи принадлежат к именно старому, былевому, эпическому пласту в этом жанре. Исполненные А.Н. Шалаевой произведения впечатляют своей нравственной красотой, мудростью, поэтичностью, и особенно – продолжительностью. Предлагаем читателю один из распространенных в Гуслице сюжетов духовного стиха в ее исполнении:

ЖИВАЛИ МЫ НА ВОЛЬНОМ СВЕТУ

- Бабушка, благодарю Вас за этот прекрасный стих. А на какой мотив вот это взять, на какой вот напев?

А.Н. Мама-то, бывало, она пела протяжно. Мне так по

ейному не спеть.

Духовные стихи бытовали в Гуслице как изустно, так и в письменной форме (в словесной части). В нашей коллекции их уже не одна сотня исполнительских образцов, хотя в сюжетном отношении репертуар в Гуслице сохранился не в таком многообразии, как, например, в среде Сепычевского старообрядчества в Пермской области. ⁵ Хотя и здесь, в Орехово-Зуевском районе, как показывают наши исследования, духовные стихи были весьма распространены и любимы. Они жили активной и «легальной» жизнью в быту до начала 30-х -50-х годов ХХ века. В повседневной жизни духовные стихи пели, идя на работу и с работы, во время косьбы и жатвы, в похороны и поминки, в «постные» посиделки за ткачеством, в долгие зимние вечера. Пели и сейчас поют их и после трапезы в храме. За почти 20 лет работы в Подмосковье нам повстречалось много прекрасных пожилых людей – знатоков духовных стихов. Хочется от души поблагодарить всех наших собеседников за их рассказы и исполнения.

О БЫЛИЧКАХ. Помимо духовных стихов, в этом регионе в периоды постов рассказывали и очень интересные произведения народной прозы - «былички». Они также имеют поучительный характер, передают жизненный опыт народа, хотя по содержанию близки к древнейшим русским волшебным сказкам. В сосуществовании таких разных жанров в старообрядческой крестьянской среде проявляет себя одна из типичных черт народного мировоззрения - «двоеверие». Этот факт особенно удивителен в старообрядческой среде, где, казалось бы, христианская доминанта должна была совершенно исключить из мировидения черты мифологичности, фантастики, всего ирреального. Но существование этого жанра в народной культуре говорит о взаимодействия древнейших языческих и поздних, христианских элементов народного видения мира. Это двоеверие, которое проявляет себя в Гуслице в разных формах (как увидит ниже читатель), делает очевидным, что тысячелетняя практика христианства на Руси не смогла стереть из памяти народа многотысячелетние представления мифологического сознания крестьянства. Правда, следует сказать, что былички, по сравнению с духовным стихом, встречаются в этом регионе значительно реже.

Былички это короткие полуфантастические - полуреальные рассказы-были о случаях чудес с местными жителями. Их, так же, как сказки или духовные стихи, рассказывают детям в периоды постов в качестве развлечения или в назидание. Одну из быличек, которую рассказала нам Евдокия Алексеевна КУЛИКОВА (1926г.), запись 1987г., в д. Зевнево Орехово-Зуевского р-на, мы и предлагаем вниманию читателя:

«Случай такой был. Жива была мама. И говорит: «Дочка! Когда я умру, ты обо мне не заботьси и не плачь. Тольки, говорит, Богу обо мне помолися. Она мне такой один случай рассказывала, вот, где я родилася, про Пищово, про Мосягино /Мосягино-Пищово –последняя деревня на рубеже Орехово-Зуевского и Егорьевского р-нов- М.Ч./.

Она-а ка-а-ак стукнула по всей избе!! Мать-та. Даже, г-т, чуть крыша не сошла с этих, со слег - так встряхнуло, даже все стены задрожали. Ведь раньше-то никакой ни мебели не было, ничево, одни стены были, стол ды скамейка. Ну и вот. Ну, и что ж ты думашь? С этих пор не стала ходить. Да. Потом, проходит, эта, неделя, проходит другая. Вроде, соседи-то спрашивут: «Ну, как, Анюта?» Она говорит: «Нету». И не стала ходить».

В этом произведении приоткрыта одна из граней мировидения подмосковного крестьянина - его вера в параллельное существование реального и ирреального, потустороннего мира. В этом проявляют себя отдельные элементы мифологичности сознания русского человека. Былички широко распространены по России. Удивительно, что они не вытеснены из сознания Гусляка позднейшими наслоениями христианства. Христианство, правда, утверждает жизнь после смерти, и в этом смысле в произведении развивается также и одна из его догм. Наиболее очевидное прочтение смысла этого произведения, с позиции старообрядческого менталитета, это нарушение воли покойника, с одной стороны, и нарушения запрета родителя, заповеди его детям - с другой. Находит утверждение таким образом приоритет знаний старейшего, авторитет старых людей, весомость в традиционной культуре предшествующего жизненного опыта как правильного фундамента построения нынешней жизни. А это – традиционализм, одна из ярчайших доминант крестьянства вообще, и в особенности, старообрядчества. Если человек ведет себя неправильно, нарушает запрет родителей, как в этом случае, когда дочь нарушает запрет матери плакать по ней после ее смерти, - этот ирреальный мир входит в живой контакт с реальным и приносит ему реальную угрозу, - дочь стала болеть, худеть, «таять на глазах» ⁶ . Этот факт хоть и показателен, но в целом для региона жанр былички довольно редок, мы записали всего несколько таких произведений народной прозы. А вот заговоры, по разным требованиям жизни, здесь весьма распространены.

О ЗАГОВОРАХ. Быличками не исчерпывается в регионе «область мифологического сознания». Рядом с ними в фольклоре Восточного Подмосковья стоят и произведения в жанре ЗАГОВОРОВ. Интересно, что их народ называет «молитвами», то есть причисляет их к христианской культуре, хотя в точном смысле каноническими молитвами они никак по своему содержанию не являются, и читатель это увидит сам. Они распространены в силу «необходимости», так как местные жители полагают, что в здешних деревнях живет много людей, обладающих сильной гипнотической способностью, «черной», отрицательной, вредной для человека магией, от воздействия которой следует оберегаться. Заговоры и есть такие обереги (апотропеи). Но есть здесь и народные «целители» с «положительным зарядом», которые могут эффективно «снять порчу» с человека, если таковая уже случилась. А заговоры используют здесь как оружие «личной повседневной охраны», в функции оберега. Используют их и в «медицинских» целях. Характерно, что типичные для Севера России заговоры, «присушки» и «отсушки», нам здесь почти не встречались. Можно предположить, что в основе этого явления лежат христианские убеждения в том, что счастье «неправедное» невозможно.

Заговоры, как и былички, также самым ярким образом свидетельствует о существовании «двоеверия», - симбиоза язычества и христианства, двух основных мировоззренческих компонентов нашей народной культуры. В заговорах христианский компонент проявляется и в народном названии их - «молитва», и в их содержательной идее - в вере в силу воздействия и благотворной помощи Христа и Богородицы. Они выступают защитниками жизни, здоровья человека, хранителями домашнего очага от стихийных бедствий, от таинственных «тресьника и старника», от «зверя летучего и змея ползучего». С христианством связана (отчасти) и символика троичности, частая в поэтике заговора: так Богородица запирает дом «трюмя замками, трюмя ключами». Народная поэтика использует и золото как символ христианской культуры (правда, оно существовало и использовалось и в языческие времена).

А с другой стороны, из времен далекого язычества и связанного с ним тотемизма дошло до нашего времени в жанре заговора, например, упоминание о культе медведя (как в прошлом апотропейного, тотемного животного), о «медвежьем празднике». Эффективность такого приема в заговоре от зубной боли опирается, по всей видимости, на представление о медведе как охранителе-тотеме, с одной стороны, и как животном огромной энергетики – с другой. Мы приведем здесь два заговора из нашей коллекции, записанных в Шатурском районе, из-за их очень интересных художественных свойств. Заговоры не чужды и Гуслице, по нашим данным здесь находится значительное число людей, которые владеют этим мастерством, искусством.

Рассказывает Александра Михайловна ЖОГИНА (1915г.), д. Коробовская Шатурского р-на, запись 1991г. Мы беседуем с А.М. о передаче «дурного глаза», способностей «белой» (полезной) и «черной» (плохой) магии:

Я. А может вот такая женщина без моего желания, без ведома, отдать мне эти вот дурные способности? Я не хочу, а она мне их передаст?

А.М. А-а, ты не хочешь?! /с иронией/. Ты и не узнаешь! Она тебе скажет: «Дочк, на вот тебе конфетычку!», ты возьмёшь – и всё!

- Ужасно! /говорю я упавшим голосом/.

- Вот, «ужасно»! Не надо было /брать конфетку/.

- Я вот сейчас чайку попила, конфетку съела!

- Ну-у, меня не бойси! А когда это /опасность чувствуешь - М.Ч./- «Во имя Отца и Сына и Святого духа и ныне, и присно, и во веки веков. Амин» прочитай вот, и ня бойси… А потом еще молитва. Раз ты по дорогам ездишь, я тяа научу:

Александра Михайловна рассказывает еще один заговор: «От скотины – не знаю, а от зубов – у меня мать заговаривала, умела…Ды я молитву знаю, знаю. О-от:

- Благодарю, бабушка! Благодарю! А вот насчет скотины всякой?

- А штобы скотину – это опять колдуньё когда испортит.

- А вылечить?

- А это опять надо такую старуху искать, которая умеет. Эт нада, штоб откалдовывать».

* * *

Материал по народным календарным праздникам, обрядам и фольклору в нашей коллекции собран огромный, его не охватить и книгой. Здесь мне хочется чуть-чуть приоткрыть эту интереснейшую страницу Гуслицкой народной культуры. Приведу небольшой фрагмент из первой главы книги, над которой сейчас работаю. В нем раскрываются предрождественские и рождественские местные традиции, обряды и фольклор. Нам, конечно, придется комментировать эту божественную по красоте и жизненным сокам народную речь, это в такой работе неизбежно, хотя отчетливо понимаешь, как проигрывают наши комментарии в прямом сопоставлении с таким ярким и живым материалом народных традиций, народного искусства, народного языка.

РОЖДЕСТВО. НОВЫЙ ГОД. ПРАЗДНИКИ В ДЕКАБРЕ.
НИКОЛЬСКИЕ И СВЯТОЧНЫЕ ОГНИ.

Одна из наших собеседниц сказала, что Рождественский пост - легкий, там «один за одним праздники идут». И действительно, в преддверии Рождества Христова на декабрь в Рождественский пост приходится несколько церковных праздников. Начинает декабрь один из самых больших, «двунадесятый» праздник - Введение Богородицы во Храм (4 декабря). В это время замечены частые оттепели, отсюда любимая поговорка «Введение ломает ледение». Особенно почитают в народе два праздника: Св. Николе-зимнему (19 декабря), которого считают крестьянским заступником и покровителем животных, и праздник Св. Спиридону (25 декабря). Он приходится уже на пик зимы, после которого ночь начинает убывать, а день прибавляется; его так и зовут «Спиридон-солнцеворот». Это период зимнего солнцестояния, после которого солнца и тепла начинает прибывать, все поворачивает к весне и лету, к Новому году. С этими днями связано много разнообразных примет, сложившихся тысячелетиями наблюдений за природой, разных пословиц, поговорок. В Спиридона, в дни «макушки зимы», например, обязательно скажут: «Нынче солнце на лето, зима на мороз».

Уже на Николу-зимнего в некоторых деревнях Подмосковья сохранилась традиция начинать предрождественские обряды, которые предвещают этот скорый поворот «зимы на лето», они призваны зазывать солнце и тепло. Среди всей зимней вакханалии празднеств обрядовые действия с огнем являются, конечно же, наиболее древними, языческими элементами. До Рождества и на сам праздник жгли костры, ходили с зажженными свечами, делали факелы и с ними обходили окружающие деревни. Ведь огонь – «наместник Солнца на земле», символ солнечного света, тепла, символ очищения, сжигания всего старого и отжившего, символ нарождения нового витка спирали жизни.

Именно с Николы крестьяне уже каждый вечер жгли костры, зазывая таким образом солнце, тепло, свет. Мы беседуем с Федосьей Федоровной БИРЮКОВОЙ (1909г.), д. Степановка Орехово-Зуевского р-на. Запись 1986г.:

- Огонь жгли. Начинали за три недели, на Николу –зимнего.

- А то, глядишь, старичок какое колесо старое от телеги /прикатит/, оно промаслено. И в рот керосина набирали и брызгали в костер. И последний раз жгли под Новый Год. Но вот если урядник увидит /«участковый» до 1917 г.–М.Ч./, то это уже нарушение».

Особенно любимы были праздник Нового Года и двунадесятые христианские - Рождество и Крещение Христово с сочельниками (канунами), и период Святок (Святых вечеров, с 7 по 19 января, с Рождества до Крещения). Название периода «Святые вечера (Святки)» сменило прежнее, более древнее название «Коляды». Хотя в самом обрядовом составе черты самого древнего языческого периода сохранились, как читатель увидит ниже.

На Рождество все оживает. На Святки каждый вечер было гулянье, вечером гадали. На Новый год, а иногда и просто в период Святок ходили ряжеными и поздравляли жителей деревни, величали хозяев и молодых, а потом устраивали пиры в складчину. А игры и танцы на посиделках, вечёрках! В этот период на улице звучат Коляды и Таусени, опять слышно песни и частушки, появляются «круга» и кадрили, хороводы и танцы, и опять играет гармошка и балалайка.

Продолжает рассказ Валентина Ивановна ЧЕПАРИНА (старообрядческая д. Губино Орехово-Зуевского р-на, запись 1986г. при участии У.Г. Андрияновой):

«…В Рождество не ложились спать, ждём. Уже стучат!- Готовь деньги зарань, там знаешь, кому какие дать, кому чего. А крыльцо открыто, и чувствуем – уже идут: «Хозяйка, можно Христа прославить?» Как в зал ⁸ войдут – и начинают:

Вот, запележенные ¹⁰ стены: там, ходят люди, мох запасают, запележивают им стены, а мы воровали. Вытащим целыми брикетами - и костры по деревне, - там, здесь, туды, сюды! Пойдут ругаться взрослые. Раньше-то в горотьбе ¹¹ дрова были, и по кладницам ¹² по улицам. А нам лишь бы только костер жечь…Колеса у нас не жгли, дрова кидали, пеледы…А костры жгли не днем, вечером: там – свой конец, у нас – свои, мы их не касалися. Лежишь, спишь, только гармошка разливается, слышишь – там пропели, другие прошли».

В д. Семеновская на рубеже с Егорьевским р-ном о Рождестве и Святках вспоминает Агриппина Семёновна КОЗЬМИНА (1908г.), запись 1987г.:

- На Святки жгли костры, огнищи.

- Ну, какие - дошкольного возраста, или в школе, первого класса. Это – под Новый Год было…/Соседка, Люба, говорит - «Ходили до начала 1930-х годов»- М.Ч./.…На Святки чаво? Мы рядились, ряжены…».

Мы беседуем с Серафимой Егоровной ФИЛИНОЙ (1913г.) из д. Старая Орехово-Зуевского р-на, запись 1991г.:

«Спрашиваем мы: «Вам какую, Саулю или Сороку?- Давай Сороку!» Ну и поём /декламирует/:

Или Саулю:

Об этом периоде зимнего календаря очень интересно вспоминает Екатерина Климовна ВАРЛАМОВА (1927г.р.) в д. Анциферово Орехово-Зуевского р-на, запись 1995г.:

«…Огни жгли на Святки: зажигали костры на улице, колеса жгли, солому, дрова…Большинство /чаще всего - М.Ч./ веники воровали. А колеса с лета мы припасали…Нет, не в одном месте. Тут, где у нас остановка – самое богатое место, народ был: девчат много было, ребят было много, тут самое боявое место было. А туда – меньше уж.

Все Святки не работали, все гуляли. Станы убирали. И не убирали, а гуляли. И в Дулеве ¹⁴ на Святки неделю давали гулять…Через дом в Святки валенки бросали».

В этих рассказах упоминается о множестве чрезвычайно древних и интересных компонентов местной рождественской обрядности. Скажем о них несколько слов.

1. Даже из этих кратких фрагментов видно повсеместное распространение рождественского и новогоднего поздравительного обхода всех семей в деревне. В них участвовали маленькие дети и молодежь, пожилые люди - священство и миряне, ходили все по домам и славили Христа, в некоторых местах их и называли «христославами». Они пели христианские церковные песнопения – рождественский тропарь «Христос рождается», кондак «Рождество твое, Христе Боже наш» и «Дево днесь». Эти три песнопения составляли «обязательную норму» христианского музыкального поздравления. А на Новый год вновь обходили все дома, но, это делали уже, как правило, дети и молодежь. Пожилые люди не принимали участие в таких обходах, с шутками, смехом и ряженьем, считалось это «бесовским» занятием, не христианским. Действительно, ряжение (использование «личин») - элемент, который дошел до наших дней еще от языческих времен, времен культа тотемных животных.

Ряженые люди, молодежь, дети, пели в этом регионе уже различные новогодние поздравительные песни: «баусени», «коляду», таусени, овсени, «саули» или «сороки», и другие. Их поэтика и музыкальный склад совершенно иные, чем у христианских песнопений. Эти два компонента рождественской обрядности – языческий и христанский, хоть и не слившись воедино, прошли вместе последнюю тысячу лет параллельно, рука об руку, и нашли себе здесь две удобных и разумных формы «сосуществования» – славление Христа под Рождество и благопожелательное поздравление - в Новый Год. В деревнях старообрядческого направления, или смешанного типа (современного и старообрядческого наклонения веры) было принято для взрослых ходить с величанием Христа, а дети бегали с новогодними поздравительными песенками. В этом случае христианская «доминанта» была подчеркнута «уважаемым возрастом» поздравляющих. Отметим, что дети старообрядцев в смешанных деревнях поздравлялм дома старообрядцев, а дети новой, никонианской веры – дома верующих по современному. Отметим также, что в строго старообрядческих деревнях ходили только с христианскими величаниями.

2. Из этих бесед очевидно и повсеместно отмеченное распространение Святочного огня, причем, в самых разных формах.

А. Особенно подчеркнем сакральный, специальный, идущий из времен далекой истории, традиционный характер рождественского обрядового жжения костров. Так, начинают обряд обязательно старейшины. Они дрова и солому не как-нибудь кладут, а ставят их в определенном рисунке, «домиком». В этом нельзя не усмотреть связь с далеким культом умерших родственников (вспомним «домовины», в которых хоронили прах ушедших людей наши недавние предки – славяне-вятичи в Х1-Х11 веках). Это – культ апотропейный, культ предков-хранителей рода. С другой стороны снопы соломы домиком говорят и об аграрной, сельскохозяйственной магии: ведь старая сожженная солома – залог того, что родится новый год и новый хлеб, который также поставят сушить в суслоны.

Б. Почти обязательно жгли колеса (причем, сжигали специально сохраненные для этого случая промасленные колеса, которые заранее припасли на этот день). Колеса - символы поворота зимы на лето, круговращения природы. Они же, горящие, являются и символами солнца. Причем, очевидно, что колесам приписывалась огромная магическая сила, поскольку их специально, еще с лета припасали и хранили до этого периода. (Не удивительно: сила вращения, присущая колесу, переносилась в народном сознании, по подобию, на круговращение природы, эта сила могла воздействовать на нее, сдвинуть ее с зимы).

В. Шествие по деревне с огнем в руках также повсеместно распространено: были и керосиновые факелы - тряпки в керосине наматывали на длинные деревянные палки. И свечки делали из нитяных фитилей в «черепяных» (глиняных) бутылках. Из свёклы делали импровизированные подсвечники и вставляли туда свечи, с которыми и обходили деревню (д. Ефремовская и соседние)

3. И, наконец, ритуальное воровство - одна из удивительнейших и древнейших традиций: молодёжь жгла солому, дрова, пеледы и веники, которые (во множестве случаев это подчеркивалось) специально ВОРОВАЛИ у соседей, утаскивали, не спрашивая разрешения, хотя такое поведение в этом старообрядческом краю в другое время и по другому поводу было бы абсолютно немыслимо. Помимо ритуального воровства веников и соломы, до сих пор распространено в Подмосковье «обрядовое» воровство калиток, или санок, или других предметов, которые или топили в проруби, или забрасывали на сараи и т.д., действуя от имени расшалившейся в этот период «нечистой силы».

Все это говорит о преднамеренности, о специальном, традиционном характере исстари идущих действий, всем понятных и принимаемых обществом как нормальные, как должные. В этом и заключена ритуальность, сакральность действий, хотя следует отметить, что такая интерпретация самим народом уже почти утрачена. Правда, заметим, что обряд жжения костров еще не целиком перешел в мир детства, мы видим, что старейшины вплоть до 70-х- 80-х годов ХХ века еще принимали в нем активное и самое почетное участие, они начинали ритуал.

Понять, какой же смысл имели эти обрядовые элементы, прочитать исторический и этнографический подтекст этих сакральных обрядов, определить их обрядовую функцию (чему служил этот ритуал жжения огня) нам помогает великий русский этнограф Дмитрий Константинович ЗЕЛЕНИН в своей известной интереснейшей работе. ¹⁵ Ученый интерпретирует смысл этих зимних обрядов, сложившихся за многие тысячелетия русской дохристианской истории и дошедших до нас в своих остаточных проявлениях (приведу лишь два коротких фрагмента):

«В селе Архангельском /Борисоглебский р-н Воронежской области – М.Ч./ существует следующий небезинтересный обычай РОДИТЕЛЕЙ ГРЕТЬ. Я был очевидцем этого факта. На первый день Рождества Христова, по отходе утрени, я вышел из церкви в школу, где намерен был с моими певчими повторить концерт; но не успел я раздать партии, как вдруг певчие со словами «Ребята, родителей греют! Идемте смотреть!» – разбежались…Выйдя на улицу, я увидел село (до 500 дворов) и два окрестные селения, залитые огненным морем. Дым большими столбами поднимался кверху. На вопрос мой «Что это значит?» отвечали «Родителей греют!»…

Только после обедни я узнал подробности этого события, заключающегося в том, что среди каждого крестьянского двора кладется воз или более соломы, которая по отходе утрени и поджигается. Делается это для того, чтобы умершим родственникам не было холодно лежать в мерзлой земле в рождественские морозы. В это время, по понятию крестьян, к этому пламени невидимо для глаза зрителей являются греться умершие родственники…».

А вот другой, исключительно интересный и содержательный фрагмент этой статьи:

«В январе случилось мне быть в Хохле у своих родственников. Приехал я за полночь 31 декабря.

Впереди шел мальчик, неся в руках Образ; за ним дядя со святою водой, которою он кропил скот; далее крестьянин, прикрытый вывернутым наизнанку тулупом, и другой, с топором в руке, оканчивавший шествие. В глубине сцены, к огуменнику, стояли крестьяне и крестьянки. Все сохраняли ненарушимое молчание, набожно крестясь на восток. Иногда дым поднимался сильнее и совсем закрывал от взора противоположную сторону сцены, иногда прямою струйкою уносился вверх. Раза три обошла процессия около костра; и вот дядя остановился первый, и все за ним. После этого крестьянин с топором выступил вперед…Подсучив правый рукав и ловко замахнувшись, он перекинул топор через скот в костер».

Чуть ниже, обобщая приведенный материал (его значительно больше, чем мы цитировали), Зеленин пишет:

«И сама личность Домового, и культ в честь его теснейшим образом связан, как известно, одновременно и с СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫМ культом, и с культом ПРЕДКОВ. Естественно, что и посвященные Домовому обряды должны были развиваться… в двух различных направлениях: в одном случае в них получали преобладание элементы сельскохозяйственного культа, в другом – черты культа ТОТЕМИЧЕСКОГО».

Подчеркну, что в первом процитированном Зелениным фрагменте отмечен культ умерших предков, родителей, хранителей дома, тогда как во втором обряде, в Хохле, эти две тенденции (прибавилась карпогоническая магия, культ плодородия), идущие из многих тысячелетий язычества, оказываются органически сплетены, с прибавлением значительного элемента позднейшей, относительно недавней христианизации.

* * *

Рамки небольшой статьи, к сожалению, не дают нам возможности рассказать и показать разнообразный, даже только зимний, круг обрядов, традиций, фольклора. Не узнает мой читатель о ряженых на Святках, о гаданиях молодежи об урожае, судьбе, богатстве, счастье, замужестве и т.п. Не узнает он пока и о зимних хороводах и кругах, кадрили и плясках. Не прочитает и об обрядах праздника Крещения Господня. И, наконец, не найдет интереснейших здесь масленичных традиций, завершающих зимний цикл обрядов и фольклора. Вынуждена отсылать читателя к будущим и прошлым публикациям, в надежде, что почти написанная уже книга, первая из серии задуманных, увидит когда-нибудь свет. Но в завершение статьи следует сказать несколько слов о методике работы в регионе.

Уже в начале 1980-х годов, после 2-3-х лет работы в регионе Восточного Подмосковья у меня уже сложилось приблизительное представление о диапазоне и составе традиционной культуры, о фольклоре и традициях. На базе записанного материала возникла рабочая программа для полевых исследований, которой в общих чертах мы руководствовались в своей собирательской работе. Приводим ее для того, чтобы ориентировать читателя, что же есть в нашей коллекции:

1. Календарно-обрядовый фольклор и народные традиции будней и праздников деревни в течение всего годового круга.
2. Свадебный обряд в конкретной деревне.
3. Музыка христианства в быту: распетые молитвы, духовные стихи, рождественские уличные величания Христа, поминания ушедших и др.
4. Песни с движением: хороводные (круговые и др.), плясовые, игровые, шуточные, кадрили, танцы.
5. Инструментальная народная музыка: наигрыши на гармонике, балалайке, гитаре, почти ушедшая музыка пастухов, наигрыши на ударных (ночные «стукоталки» сторожей, деревянные доски пастухов), шумовые домашние оркестры..
6. Лирические: протяжные крестьянские, ранние и поздние, городские (под шарманку, в частности), романсы, гитарный романс, солдатские и рекрутские, исторические, тюремные, баллады.
7. Духовные стихи.
8. Похоронный, поминальный обряды, церковный чин панихиды, д. стихи.
9. Детский фольклор: самих: детей, и взрослых - для детей.
10. Современный фольклор.
11. Словесный фольклор: сказки, былички, заговоры, поговорки и присловья, загадки и пр.
12. История деревни. Этнография. Биографии исполнителей и собеседников. И многие другие темы.
13. Беседы о песенном репертуаре, по проблемам исполнительства.

Читатели, имеющие опыт полевой собирательской работы, глядя на эту рабочую программу-сетку, понимают, что каждый из пунктов её - огромный мир, раскрыть который абсолютно невозможно в беседе с одним человеком, - не успеть и не смочь. Ведь люди, как носители и хранители культуры, всегда очень разные, и память человека очень избирательна. Анализируя материал, видишь массу проблем в индивидуальной и социальной психологии, механизмов запоминания, усвоения, передачи традиции и обрядов, которые открываются для работы разных специалистов, (в частности, для этномузыковеда -психолога, а таких специалистов - профессионалов в России пока не готовят). Поэтому нельзя рассчитывать на исчерпанность какой-то темы (даже в рамках местной традиции) в беседе с одним человеком. Обычно в одном сеансе затрагивались какие-то темы лишь 2-3-х подпунктов из перечисленных рубрик. Отсюда очевидна прямая необходимость работать с каждым собеседником несколько раз, так же, как и охватывать как можно больше пожилых местных жителей в рамках одной деревни.

В выборе информантов мы не ограничивали себя какой-то одной возрастной категорией, хотя ориентировались на людей 65-85 лет. И оказалось, что нашими собеседниками в Восточном Подмосковье были жители в возрастном диапазоне от 4-х до 107 лет. Так, в 1991 году в д. Шувое Егорьевского района у нас со 107-летней Анной Николаевной Шалаевой состоялась очень продуктивная беседа о духовных стихах. И все они, старые и малые наши собеседники, являются носителями народной культуры Восточной Московии в ее самых старых, традиционных проявлениях.

Не могу не сказать об очень важной методологической посылке. Когда работаешь в поле, обязательно приходится руководствоваться определенной программой. Но вместе с тем, никогда нельзя навязывать свою систему опроса, свое представление о местной традиции, сложившееся заранее, или, например, после беседы вчера. Сегодня, в беседе уже с другим человеком, местная традиция часто показывается в совсем другом свете, открывается новая ее грань - и факты, и оценки, и музыкальные памятники будут другими. Этому есть целый ряд причин. Поэтому никогда не бывает «лишних» записей бесед, писать надо все.

Следует отметить, что приведенные нами письменно фрагменты устных рассказов, народной речи или пения, конечно же, не совершенны. Ведь огромная часть и научного значения, красоты, свежести лежит именно в устности фольклора. На письме невозможно передать тембр голоса, темп и ритм речи, звуковой строй (фонетику) говорящего, особенно его интонации. Не передаваемы пока и темперамент исполнителя, и его текущий эмоциональный настрой. Наконец, очень важен не только словесный (вербальный), но и поведенческий (акциональный) компонент обряда, или хореографическая сторона традиции, которые тоже лучше фиксировать видеозаписью и изучать на ее основе.

Последнее, что хочется сказать энтузиастам исследования народной культуры. Полевые исследования - это радость и вместе с тем тяжелейший труд. Но без него не обойтись. И ходить надо из последних сил, и работать, когда уже не ворочается язык, и «слиплись мозги», и подкашиваются ноги, работать, не предаваясь туризму и соблазнам купанья. Тогда вам «воздастся», и потом, работая над материалом, вы испытаете удовлетворение, хотя фактов вам всегда будет не хватать. Но это – залог продолжения работы.

К сожалению, невозможно упомянуть каждого из многих сотен талантливых и добрых людей, с которыми довелось беседовать за почти 25 лет работы в регионе. Но хочется от души поблагодарить всех собеседников за доброжелательное и внимательное отношение к нашей работе. Хочется низко поклониться им за искреннюю любовь и глубокое знание и уважение к своей культуре, к своим предкам, которое слышно в каждом воспоминании и напеве.