Фролов Андрей Николаевич,
краевед-исследователь,
г.Воскресенск
                     
                     

ЁЛКИНО

        На восток от города Воскресенска, на правом берегу невеликой лесной речки Медведки расположилась одна из самых интересных и самобытных деревень Воскресенского района –  деревня Ёлкино. В дошедших до нас письменных источниках Ёлкино упоминается впервые только в 1577-78 гг. в составе поместных земель Усмерского (Усть-Мерского) стана. Но, судя по названию, возникновение деревни Ёлкино следует отодвинуть в прошлое как минимум ещё на два столетия. В далёком четырнадцатом веке долина Медведки стала дорогой, по которой шла внутренняя колонизация этих мест. Переселенцы из старинных деревень волости Усть-Мерска, поднимаясь вверх по течению, ставили на берегах Медведки новые и новые починки, многие из которых со временем превратились в значительные деревни. Уже к рубежу XIV-XV вв. переселенцы вышли на водораздел между Медведкой и речкой Десной. Памятником этого первопроходческого достижения стала деревня Похмельево (к северу от нынешнего поселка Фосфоритный). Деревня Похмельева, вернее пустошь на ее месте, упомянута в акте Симонова монастыря, который датирован 1445-1453 гг. Другой поток  усть-мерских переселенцев устремился южнее – в бассейн левого притока Медведки – речки Берёзовки. Здесь, в бассейне Берёзовки, к 1406 году сформировалось ядро новой коломенской волости. Волость эта получила название Холм. Таким образом, берега речки Медведки были уже достаточно хорошо освоены и обжиты к концу XIV столетия. Местные крестьяне, ранее ходившие на богомолье в село Воскресенское, построили свой собственный деревянный храм, во имя пророка Ильи (в районе нынешнего кладбища деревни Ильино). Располагался он, судя по некоторым данным, на месте былого языческого капища. Как это часто бывало, вслед за первопроходцами-крестьянами на уже освоенных угодьях стали хозяйничать феодалы. Одним из первых землю в этих местах приобрел (купил?) московский дворянин Александр Андреевич Ёлка. Чтобы извлекать доход, феодал поставил на своем небольшом участке деревню-однодворку, которую по владельцу стали звать деревня Ёлкино. Связь между прозвищем Александра Ёлки и названием населенного пункта в нашем районе отметил еще академик С.Б. Веселовский.

Интересно, что Александр Ёлка происходил из весьма знатного боярского рода. Как известно, родоначальником царской династии Романовых был Андрей Иванович Кобыла, видный боярин князя Семёна Гордого. В 1346 году он ездил сватом в Тверь за невестой для своего князя. Родословцы сообщают о пятерых сыновьях Кобылы. Романовы вели свой род от младшего – боярина Фёдора Кошки. Второй же сын Андрея Кобылы – Александр Ёлка стал родоначальником дворянских фамилий Колычевых и Неплюевых. Из боярского рода Колычевых в XVI столетии вышел митрополит Филипп Колычев, современник и бесстрашный обличитель царя Ивана Грозного. В недавно снятом художественном фильме «Царь» роль митрополита Филиппа исполнил актер Олег Янковский.

       Александр Ёлка принадлежал к поколению русских людей, прошедших горнило Куликовской битвы. До боярского чина он так и не дослужился, но среди соратников Дмитрия Донского по праву занимал видное место. Боярами московских князей служили 4 его ближайших родственников – отец, брат и два племянника. Нужно полагать, что принадлежавшая Ёлке Кобылину маленькая деревня на речке Медведке в Коломенской земле, была только одной из многих его вотчин. Об  этом мы можем судить по списку селений, находившихся во владении его потомков. Так, старший сын Александра – Федор Колыч унаследовал от отца большой участок земли к югу от города Коломны, на берегу Оки. На этой земле он построил деревянную церковь во имя Федора Стратилата – своего святого покровителя. Село, образовавшееся в этом месте, по прозвищу владельца стали звать Колычево. Ныне это название носит большой микрорайон многоэтажных домов города Коломны. В Подмосковье известно еще несколько сёл и деревень с названием Колычево. Одно из них находилось в непосредственной близости от Москвы, в Замоскворечье, в районе нынешних Бабьегородских переулков. С прозвищем второго сына Александра Ёлки – Ивана Хлудня топонимически связана деревня Хлуденево, расположенная недалеко от города Бронниц. Младшему сыну Александра Ёлки также Фёдору, с прозвищем Дютка, в начале пятнадцатого столетия принадлежала обширная «Коробовская земля» (ныне село Коробово Ленинского района). Владение это располагалось вблизи от другого села Колычево на реке Пахре. Многие из перечисленных здесь вотчин ближайших потомков могли принадлежать еще самому Александру Андреевичу Ёлке. Без всяких сомнений, это был очень влиятельный и достаточно обеспеченный человек. Таким образом, мы не сильно ошибемся, если скажем, что маленькая деревенька Ёлкино, затерявшаяся в лесах Подколоменья, являлась далеко не самым важным земельным владением для Александра Андреевича и, разумеется, он никогда не жил здесь, даже наездом.

          Впоследствии селение Ёлкино переходя по наследству, от одного владельца к другому, в конце концов, оказалась в числе деревень волости Усть-Мерска, пущенных в 1550-е годы в поместную раздачу. Помещиком здесь стал городовой сын боярский Постник Иванович Срезнев. Кроме Ёлкина ему достались еще несколько окрестных деревень и пустошей – Карповская, Фёдоровская, Кладькова на речке Медведке (не путать с другой деревней Кладьково, существовавшей в нашем районе до 1980 г.), Феднева и Васнева. В опубликованных списках русских воинов, попавших в плен к литовцам в 1514 году после поражения под Оршей, мы находим коломенского сына боярского Ивана Семеновича Срезнева. В руки врагов он угодил несколько позднее – в 1517 г. во время боев за псковский город Опочку. Из литовского плена Иван Срезнев уже не вернулся и умер в неволе. Судя по всему, ёлкинский помещик Постник Иванович Срезнев был сыном сгинувшего в Литве Ивана Семеновича Срезнева. Следовательно, датой его рождения можно считать год не позднее 1518-го (если он родился незадолго или уже после ухода отца на войну). Получив поместье в волости Усть-Мерска, 40-летний Постник Срезнев даже не стал строить здесь свой помещичий двор. Видимо он продолжал проживать в своем старом гнезде, которое находилось в окрестностях Каширы. Соответственно, это не лучшим образом сказалось на населённости его усть-мерского поместья. К 1577-78 гг. в нем не осталось ни одного крестьянина. Куда они делись? Трудно сказать определенно. Может, просто сбежали в поисках лучшей доли, а может, умерли во время страшных голодовок и эпидемии чумы. И вот в такой, прямо скажем невеселой обстановке, проходит первое письменное упоминание рассматриваемой деревни. По данным писцовой книги 1577-78 гг. «пустошь, что была деревня Ёлкина на речке Медведке»» представляла собой небольшой участок земли, пашни, сенокоса и леса, общей площадью около 21 десятины. Судя по такой малой площади угодий, мы можем полагать, что в благополучные 1550-е годы в деревне Ёлкино имелось не более 1-2 крестьянских хозяйств.

        После скорой кончины П.И. Срезнева (напомню, что к 1577-78 гг. он был довольно преклонных лет и в походы уже не ходил) его бывшим поместьем поверстали другого коломенского дворянина – Михаила Ивановича Лунина. Отец Михаила – Иван Борисович Лунин служил в 1570-е годы губным старостой Коломенского уезда (по понятиям XX в. – начальником уездного уголовного розыска). Новому помещику пришлось заводить хозяйство с нуля – строить помещичий двор, зазывать к себе крестьян на пустые земли, обещая им льготы и помощь в обустройстве. Возможно также, что Михаил Лунин никого и не зазывал, а просто перевел доставшиеся ему по родственному разделу две крестьянские семьи из соседнего сельца Болдино (не сохранилось), либо из деревни Ильино, где у его отца имелось небольшое населенное имение. Как бы то ни было, при Михаиле Лунине Ёлкино возрождается к жизни и становиться сельцом – здесь на помещичьем дворе обосновался сам помещик. Рядом с ним  поселились два крестьянина со своими семьями. О служебных достижениях новоиспечённого ёлкинского помещика ничего неизвестно. Вероятно, он служил долгие годы в полках и принимал участие в различных походах и сражениях, но каких-либо сведений об этом найти не удалось. В одном из списков коломенских дворян 1619-20 гг. напротив его имени сделана помета: «стар и ничем не владеет». Отсюда мы можем заключить, что к этому времени из-за преклонных лет и дряхлости Михаил Лунин уже сдал поместье сыновьям – Ивану и Александру. По данным Коломенских писцовых книг 1626-29 гг. именно они значатся ёлкинскими помещиками: «За Иваном Михайловым сыном Лунина отца его поместье, а преж того было за Посником за Ивановым сыном Срезнева: полсельца, что было полпустоши Ёлкино у речки у Медведки, а другая половина того сельца за братом его за Олександром. А на ево половине двор помещиков, во дворе бобыль Офремка Иванов. … За Олександром за Михайловым сыном Лунина…полсельца Ёлкина…а на ево половину двор помещиков, во дворе крестьянин Митька Богданов с сыном Оверкейком, а прозвище с Первушкою». Таким образом, в 1620-х годах все селение состояло только из 4 дворов.

       В 1646 году очередная перепись зафиксировала прежнее деление сельца Ёлкина на две половины. Первой половиной владели сыновья Ивана Михайловича: «За Ортемьем, за Иваном, да за Огапом за Ивановыми детьми Лунина полсельца Ёлкина, а в нем крестьянских дворов: во дворе Офремко Иванов сын Бусорев, у него детей: Савостька да Микитка. И Микитка сбежал во 149-м году. Во дворе Ивашко Михайлов сын Шуняев, у него дети Филька да Варфоломейка дву лет. Во дворе бобыль Спирка Степанов з братом з Гарасимком да с Кирюшкою Симоновым…. Всего…крестьянских и бобыльских 3 двора, людей в них 9 человек». Вторая половина сельца по-прежнему принадлежала Александру Лунину: «За Олександром Михайловым сыном Луниным половина сельца Ёлкина, а в нём крестьянских дворов: во дворе Тимошка Симонов у него зять Ларко Кузьмин Осмяков с сватом Кузёмкой Емельяновым сыном Симоковым. Во дворе Оверко, прозвище Первушка Микифоров сын Богданов у него дети: Оничка да Лаврушка да Максимко да Петрушко трёх лет. Двор бобыльской, во дворе Якушка Иванов сын Перфутин у него детей Акимко четырёх лет, да Ондрюшка полугоду… Обоево крестьянских и бобыльских 3 двора, людей в них 11 человек». Всего, таким образом, в 1646 г. население Ёлкино состояло из одного или двух неназванных переписной книгой, но по-прежнему существовавших помещичьих дворов и 6 дворов крестьян и бобылей с 20 душами мужского пола. 

        Интересно, что почти все ёлкинские обитатели в источнике 1646 г. записаны с «фамилиями» – Бусорев, Шуняев, Осмяков, Богданов, Перфутин, Симаков. Эти фамилии образованы, обычно, от имён и прозвищ их дедов и прадедов. По «фамилиям» Бусорев и Шуняев мы можем составить некоторое впечатление о нраве тогдашних жителей Ёлкино. О бойцовских качествах ёлкинцев свидетельствует и их коллективное прозвище «ерухань», «ерухане», дошедшее до нас из седой глубины веков. В эпоху Московского княжества на территории нынешнего Воскресенского района проживали представители финно-угорского племени меря, родственные нынешним марийцам и мордве. Позднее здешние меряне полностью обрусели, но некоторые слова и корни слов из мерянского языка сохранились в говоре коренных жителей. Перечислим здесь хотя бы немногие из них: тапки, лапша, кутёнок (маленький щенок), тега (гусь, тега-тега – так в деревнях призывают гусей), колдобина, кочура, подловка (чердак), оковалок, ёрзать, лебезить, канючить, смазливый, корячиться, оклематься. Слово «ерухань» представляется мне немного исковерканным мерянским словом «терухань», со значением: драчуны, бойцы, воины. В говорах старожильческого населения Мещёры имеется множество подобных однокоренных слов: тури – драться, тюрьган – драчун, турнуть – ударить, толкнуть; вытурить – прогнать с угрозой побоев. В мордовских языках есть очень похожее слово «тюрихть» – драка, сражение. Название одного из четырёх племён, на которые делилась мордва – терюхане имеет тот же корень. Причину возникновения у ёлкинцев прозвища ерухане нужно искать в боевом, задиристом характере здешних жителей. Кстати сказать, нынешние старожилы деревни Ёлкино к своему коллективному прозвищу до сих пор относятся с чувством некоторой гордости. Его буквального смысла они уже не помнят, но смутно догадываются, что оно означает некое мужское превосходное качество. По воспоминаниям пожилых людей, еще в 1950-е годы одним из тостов на праздновании Ильина дня (здешний престольный праздник) был такой: «Выпьем за то, что всё-таки мы ерухане!» Кстати сказать, престольный праздник праздновался в Ёлкино очень и очень основательно. В XX столетии на Ильин день в родную деревню приезжали погостить на пару дней многочисленные ёлкинские уроженцы из Москвы, Егорьевска, Воскресенска и иных мест.

       Возвращаясь к истории деревни, раскроем переписную книгу Коломенского уезда 1677-78 гг., где при описании поместных земель Усмерского стана записано: «За Иваном Ивановым сыном Луниным в поместье, а по (предыдущим) переписным книгам было за ним же, да за братьями ево за Ортемьем да за Агапом Луниными в сельце Ёлкине крестьянских дворов: во дворе Спирка Степанов, у него детей Алфёрка, Ерошка, Карпушка, Зиновейко пятнатцеть лет. У Алфёрки детей Гришка семи лет, Прохорко четырёх лет, да у Спирки ж зять Левка Севастьянов, у Левки детей Мишка четырёх лет, Гришка дву лет». Далее так же подробно расписано мужское население ещё семи крестьянских и бобыльских дворов, дворохозяев Елистратки Григорьева, Дёмки Фомина, Власки Трофимова, Ивашки Ларионова, Фетьки Фёдорова, Мелешки Иванова и Мосяшки (Моисея) Трофимова, всего 8 дворов, людей мужского пола в них 35 человек. Кроме того, ещё 2 крестьянских двора числились за Иваном Луниным в сельце Вострянское. А в самом сельце Ёлкине переписной книгой указан еще один помещик – Исай Наумович Пестов, за которым записано 2 крестьянских двора – Акимки Яковлева и Максимки Аверкиева с семьями, всего 4 человека. Таким образом, по данным 1677-78 гг. в Ёлкине было 10 крестьянских дворов и 39 душ мужского пола. На этот раз все здешние обитатели записаны уже без «фамилий».

        Упомянутый выше ёлкинский помещик Исай Наумович Пестов был младшим сыном коломенского дворянина и владельца деревни Катунино Наума Петровича Пестова. Род Пестовых являлся одним из видных дворянских родов Коломенского уезда. Из всех его многочисленных представителей больше других заслуживает нашего уважения и памяти двоюродный дядя ёлкинского помещика – Дмитрий Наумович Пестов. По документам Разрядного приказа, Дмитрий Пестов под рукой князя Дмитрия Пожарского сражался в 1612 г. на пепелище сожженной поляками Москвы «в приход гетмана Хоткеева». В ожесточенных августовских боях русские ополченцы с большим трудом и кровью разгромили войско польского гетмана Я.-К. Ходкевича и не дали ему возможности подкрепить вражеский гарнизон в Кремле продовольствием. Разгром Ходкевича предопределил освобождение Кремля и дальнейшее выздоровление страны. В ходе одного из уличных боёв «в приход гетмана Хоткеева» Дмитрий Пестов был тяжело ранен и потерял руку. Служить в строю он уже более не мог, жалованья не получал и сильно захудал. Позднее, по слезной челобитной, Дмитрий Пестов был пожалован и направлен в Муром – собирать кабацкие и таможенные пошлины. Таким, весьма своеобразным способом, возрожденное Московское государство вознаградило Дмитрия Наумовича за пролитую кровь и полученное увечье. Разумеется, надзирать над муромскими кабатчиками и торговцами безрукий ветеран взялся не от хорошей жизни. Страна была почти полностью разорена, и денег в казне, на обеспечение безбедной старости покалеченных защитников просто не было. Но, при всей своей непрестижности, должность сборщика кабацких и таможенных пошлин позволила Дмитрию Пестову немного поправиться и должным образом снарядить на царскую службу сыновей – Степана и Владимира.      

         Что же касается деревни Ёлкино, то в ней, в самом конце XVII столетия, появляются новые владельцы – помещики Кудрявцевы. Первым из них был Тимофей Семёнович Кудрявцев, 1652 года рождения, служивший при дворе царя Алексея Михайловича стряпчим, а потом, уже при Петре I – стольником. В 1677-78 гг. Тимофей Кудрявцев участвовал в героической обороне города Чигирина и был ранен. Десять лет спустя в 1687 г. «за чигиринскую службу и за рану» Тимофей Семенович пожалован прибавкой к поместному и денежному окладам. Во время Северной войны в 1708 году, когда царь Пётр I готовился отразить нашествие шведского короля Карла XII, уже пожилой к тому времени стольник Т.С. Кудрявцев состоял «при артиллерии» в Москве и заведовал «пополнениями по Пушечному двору» и сооружением земляных бастионов вокруг Кремля. К счастью, эти земляные укрепления не пригодились, так как русские полки наголову разбили шведов под Полтавой. Помещиком Кудрявцев был небогатым, и в начале XVIII века за ним записано всего лишь 17 крестьянских дворов, разбросанных в разных уездах. 

        По данным ландратской книги Коломенского уезда 1715 г. за стольником Тимофеем Семеновичем Кудрявцевым в сельце Ёлкино  числились помещичий двор (10 человек дворовых людей мужского пола и 8 женского, обоего – 18 человек) и 4 крестьянских двора (34 человека мужского пола и 30 – женского, обоего 64 человека). Итого в 1715 году в сельце Ёлкино обитало 82 человека, и это не считая семьи самого помещика. Но как мы помним, предыдущая перепись 1677-78 гг. зафиксировала в Ёлкино намного большее количество крестьянских дворов, а именно 10. Куда же девались остальные шесть? Ёлкинский староста Михаил Леонтьев и выборный Денис Иванов на этот вопрос отвечали так: «те дворы запустели, из них крестьян из сельца Ёлкина из двух дворов, крестьян Емельяна Фомина и Никифора Пракофьева з женами и детьми вывезли Фёдор и Яков Ортемьевы дети Лунина в Коломенский же уезд в Раменскую волость в вотчину свою в сельцо Подберезники. Да из двух дворов крестьян Власа Трофимова, Федора Спиридонова з жёнами и з детьми вывезла вдова Авдотья Фёдорова дочь, Иванова жена Лунина без остатку в Белевский уезд в вотчину свою». Таким образом, узнав, что поместье уходит из их власти, помещики Лунины вывезли значительную часть ёлкинских крестьян в свои другие владения. Интересно, что деревня Березняки (Подберезники) до сих пор существует в соседнем Егорьевском районе, но конечно ее старожилы вряд ли припомнят, что две семьи в их родную деревню когда-то были привезены из Ёлкино. Что же касается судьбы двух крестьянских дворов помещика Лунина, стоявших в 1677-78 гг. в сельце Вострянском, то про них староста Михаил Леонтьев показал следующее: «в Вострянском из двух дворов крестьяне Федор Кондратьев и Пимен Кондратьев з жёнами и з детьми вымерли без остатку тому лет с восемь» (то есть, около 1707 г.).                                                             

       После кончины в 1729 году Тимофея Кудрявцева принадлежавшее ему поместье – сельцо Ёлкино Усмерского стана Коломенского уезда - стало собственностью его родичей Кудрявцевых, так как своих детей у стольника не случилось. По данным Генерального межевания второй половины XVIII в. владельцем здесь числился племянник Тимофея Семёновича – Иван Яковлевич Меньшой Кудрявцев, вышедший в отставку в невеликом чине провинциального секретаря (по Табели о рангах соответствует чину прапорщика). Меньшим он звался из-за того, что у него имелся старший брат Иван Большой, умерший в 1754 году бездетным. Вторая часть сельца принадлежала коллежскому советнику Богдану Васильевичу Умскому. Генеральное межевание проводил в Ёлкино землемер Василий Иванович Дельвиг, служивший ранее в Азовском пехотном полку в чине капитана (не родственник ли он другу А.С. Пушкина поэту А.А. Дельвигу?). Земельная дача сельца Ёлкино по обмеру В.И. Дельвига от 10 октября 1768 года составила 470 десятин и 1525 квадратных саженей. Из них под пашней находилось 155 десятин 2000 квадратных сажен, под лесом – 271 десятина 1030 сажен, сенные покосы – 35 десятин 115 сажен, а остальную площадь занимало само селение, дороги и пространство над речкой Медведкой.

        По данным Экономических примечаний к Генеральному межеванию, которые датированы 1773 г., в сельце Ёлкино числилось 12 крестьянских дворов,  душ мужского пола 78, женского – 75, а всего 153 человека. Господского дома в ту пору в сельце не имелось. Примечания довольно подробно описывают нам реалии ёлкинской жизни той поры: «Оное сельцо лежит по берегу речки Медветки по течению ее на правой стороне. Та речка против онаго сельца в летнее жаркое в самых мелких местах глубиною бывает три вершка, шириною три сажени. В ней рыба: щуки, плотва, пискари, ерши, налимы. На оной речке против онаго сельца мельница мушная [мукомольная – А.Ф.] о дву поставах, которая действие имеет во весь год и с нее собирается в Коломенскую воеводскую канцелярию ежегодно оброку по рублю, по 20 копеек, а помещику по 16 рублей. Дача ж онаго сельца простирается по берегу впадающего в показанную речку Медветку оврага, именуемаго Крутаго…. Уловная ис показанной речки рыба употребляется для господских расходов. В оном сельце господского дома не имеется. А вода в показанной речке Медветке для употребления людем и скоту здорова, а в вырытых колодезях для скота способнее. Земля грунт имеет серопещаной и без довольнаго всякой год удабривания к плодородию не весьма способной и ис посеяннаго на нем хлеба, лутче родится рожь, овес, горох и ячмень, а греча и пшеница посредственно. Лес дровяной березовой, осиновой и елевой, для поташа неспособной. В нем звери: волки, медведи, лисицы, зайцы, белки и хомяки, птицы: ветютни, соловьи, чижи, щеглы, синицы, зяблицы, скварцы, дрозды, дятлы. Сенные покосы против других жительств травою лутче. Крестьяне состоят на оброке и ежегодно плотют помещикам оброку по два рубли з души и промышляют хлебопашеством, к чему оне радетельны и землю всю на себя запахивают. Женщины упражняются сверх полевой работы в рукоделии: прядут лен, пеньку, посконь и шерсть и ткут холсты и сукна для своего употребления».

         Как уже говорилось, елкинский барин Иван Яковлевич Меньшой Кудрявцев не достиг в своей карьере каких-либо высот и вышел в отставку с чином XIII класса. Как и все Кудрявцевы, помещиком он был небогатым. Кроме владения в Ёлкино, ему также принадлежало небольшое поместье в сельце Денежниково Можайского уезда с 14 душами крестьян и дворовых. Здесь, под Можайском, в обветшавшем деревянном господском доме неизвестная нам по имени супруга Ивана Яковлевича родила двух сыновей – Ивана и Дмитрия. Старший сын Иван Иванович Кудрявцев унаследовал Можайское владение отца и дослужился в дальнейшем до чина надворного советника. Но для нас, гораздо более интересна судьба младшего сына – Дмитрия, который позже стал генералом и который долгие годы владел сельцом Ёлкино. Вообще, жизненные обстоятельства Дмитрия Кудрявцева чем-то напоминают мне судьбу известного героя русских народных сказок – выходец из захудалой дворянской семьи, он смог дослужиться до золотых генеральских эполет и вдобавок – жениться на королевской дочке. Расскажем о жизни Дмитрия Ивановича по порядку.

       В электронной энциклопедии «Википедия», размещенной в Интернете, сообщается, что местом рождения Дмитрия Кудрявцева было сельцо «Ельино» (Елкино) Коломенского уезда, но едва ли это соответствует действительности. По данным Экономических примечаний от 1773 г. господский дом его отца находился в сельце Денежниково в Можайском уезде, а в сельце Елкино помещичьей усадьбы на тот момент не было вообще. Детство будущего генерала прошло в Денежниково, здесь он играл в детские игры с крестьянскими ребятишками, купался в речке Немерзке, а в окрестные леса бегал за грибами и ягодами. Но вольному житью барчука скоро пришёл конец. Престарелый батюшка Иван Яковлевич поднатужился и отвез 10-летнего сыночка в Петербург, где пристроил мальчика в Артиллерийский кадетский шляхетский корпус. Произошло это в 1770 г. В корпусе Дмитрий Кудрявцев пять лет обучался разным воинским наукам и в 1776 г. выпущен с чином штык-юнкера (соответствует чину прапорщика) в 1-й фузилёрный полк. (Фузилёрами звали солдат-пехотинцев, вооруженных «фузеями» – кремневыми ружьями. В фузилёрных полках имелась своя полковая артиллерия.) К этому времени юноша был уже сиротой – в 1773 году скончался его отец. Полк, в который попал Дмитрий Кудрявцев, в 1777-1780 гг. находился в неспокойной Польше, и позднее это пребывание учитывалось в его послужном списке как отдельная кампания. К 1784 году штык-юнкеру Кудрявцеву уже присвоено очередное звание – подпоручик. Когда в 1787 г. началась очередная русско-турецкая война, молодой артиллерийский офицер принял в ней участие.

         После заключения мира с турками Дмитрий Кудрявцев снова направлен в Польшу. Здесь, после недавно произведенного второго раздела Речи Посполитой, обстановка была очень сложной, а среди польского населения в тайне готовилось освободительное восстание. Оно вспыхнуло в Варшаве утром 6 апреля 1794 года, в Великий четверг Страстной недели. На улицах раздались призывы: «До брони!», «Бей москаля!». По всему городу поляки убивали захваченных врасплох русских солдат и офицеров. Один из батальонов Киевского полка, находившийся в церкви без оружия, был окружен и перерезан варшавянами почти целиком. Всего во время этой резни в Варшаве погибло 2 265 русских военнослужащих, ранено 121 и захвачено в плен 1 764 (в том числе 161 офицер). Только на следующий день остатки русского гарнизона смогли пробиться за город. Из Варшавы восстание перекинулось на другие города. В Вильно был частично перебит, частично взят в плен отряд генерала Арсеньева. В Гродно будущий герой Кавказа генерал П.Д. Цицианов своевременно вывел из города русские полки и пригрозил горожанам бомбардировкой. Те волей-неволей поутихли. На землях, контролируемых восставшими, было сформировано революционное правительство во главе с генералом Тадеушем Костюшко. С трех сторон польских повстанцев незамедлительно атаковали вооруженные силы держав, которые произвели ее раздел – Австрии, Пруссии и России. Все лето и осень шли кровопролитные бои и сражения, а в октябре небольшое русское войско под предводительством знаменитого Суворова вышло на ближние подступы к непокорной польской столице. Одной из артиллерийских батарей в войске Суворова командовал наш земляк, капитан Дмитрий Кудрявцев, который ранее уже отличился в боях с польскими повстанцами и получил свою первую награду – орден Святого Владимира 4-й степени с бантом.

       На восточном берегу Вислы, напротив Варшавы, раскинулось большое варшавское предместье Прага. Пражское предместье поляки укрепили земляными валами, рвами и артиллерийскими батареями (около 100 пушек). Гарнизон Праги насчитывал 20 тысяч человек. Силы Суворова составляли всего около 25 тысяч солдат и офицеров, но, несмотря на столь малое превосходство, великий русский полководец по своему обыкновению действовал решительно и отдал приказ о незамедлительном штурме вражеской крепости. Приказ был зачитан войсками 23 октября. В нем говорилось: «строиться в колонны поротно, справа идут люди с шанцевым инструментом. Идти в тишине, ни слова не говоря; подойдя же к укреплению быстро кидаться вперед, бросать в ров фашинник (связки прутьев – А.Ф.), спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу обгонять товарища; коли коротка лестница – штык в вал и лезь по нем другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих в середину, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады – щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют – царствие небесное; живым слава, слава, слава»! Несмотря на четкий приказ Суворова о пощаде, суворовские солдаты этот вопрос решили для себя иначе, вспоминая об апрельской резне русских и сожалея о погибших товарищах, они негромко переговаривались между собой: «Смотри, братцы, никому пощады».

В пять часов утра 24 октября русские полки начали штурм Праги. В течение нескольких часов оборонительные укрепления были прорваны, и русские солдаты ворвались на улицы предместья. Защитники Праги упорно отбивались и там. По воспоминанию одного из офицеров – участника штурма, поляки «мало сказать, что дрались с ожесточением, нет – дрались с остервенением и без всякой пощады…. В жизни моей я был два раза в аду – на штурме Измаила и на штурме Праги». Кровь лилась рекой. Положение усугублялось тем, что пражский гарнизон укрывался в домах обывателей и продолжал сопротивление оттуда. Обезумевшие от отчаяния женщины кидали на головы русских солдат цветочные горшки и мебель, и солдаты наши, врываясь в дома, били штыками всех, кто попадался под руку. «Страшное было кровопролитие, – вспоминал позднее сам Суворов, – каждый шаг на улицах покрыт был побитыми; все площади были устланы телами, а последнее и самое страшное истребление было на берегу Вислы, ввиду варшавского народа». Чтобы не допустить разъяренных солдат в саму Варшаву, Суворов дал приказ поджечь единственный мост, соединяющий ее с заречным предместьем. Мост загорелся, и пламя перекинулось на дома обывателей. Прага превратилась в огненное море. Русская артиллерия, которая неотступно следовала за пехотой и поддерживала ее огнем, расположилась вдоль берега и начала методичный обстрел Варшавы. Одна из бомб залетела в окно здания Верховного совета, где заседало польское правительство, и убила секретаря. Это стало последней каплей – было решено начать с русскими переговоры о капитуляции.

       В странах Западной Европы известие о кровавом штурме Праги вызвало волну негативного отношения к России. Жестокость русских была объявлена бесчеловечным зверством, и долгое время в биографиях А.В. Суворова, особенно в советское время этот эпизод замалчивался либо освещался очень кратко. Для оправдания русских солдат следует сказать, что при штурме Праги они действовали по древнему принципу «око за око, зуб за зуб», и их жестокость ненамного превышала жестокость других европейских армий в подобных случаях. Французы, так сильно клеймившие русских за Пражскую резню, сами, без зазрения совести, перебили мирное население восставшего испанского города Сарагоса в 1809 г. Штурм Праги на долгие десятилетия стал своеобразным жупелом для всех недоброжелателей России. Даже среди офицеров российской армии высказывались сожаления о произошедшем. В самой же России к участникам штурма отнеслись как героям, на них посыпались награды и повышения. За успехи в боях с повстанцами и за взятие Праги Суворов получил чин фельдмаршала. Не был обойден и Дмитрий Кудрявцев. В своей реляции на имя Екатерины II, Александр Васильевич Суворов назвал его в числе 7 артиллерийских офицеров, действовавших 24 октября особенно хорошо. Рядом с фамилией Кудрявцева в этом списке записана фамилия другого артиллерийского капитана – Алексея Ермолова, впоследствии известнейшего русского генерала. Посему, капитан Дмитрий Кудрявцев становится майором и награждается самой почетной офицерской наградой – орденом Святого Георгия Победоносца 4-й степени. В его представлении на орден было сказано: «Во всемилостивейшем уважении на усердную службу и отличное мужество, оказанное 24-го октября при взятии приступом сильно укрепленного Варшавского предместия, именуемого Прага, где он, действуя орудиями, наносил неприятелю жестокое поражение».

В поверженной Варшаве, в том же 1794 году Дмитрий Иванович познакомился со своей будущей супругой. Звали юную польскую барышню Софьей. По некоторым сведениям, она была побочной дочерью последнего короля Польши – Станислава-Августа Понятовского. Знакомство их произошло следующим образом – в доме воспитателя девушки лежал тяжело раненый русский офицер Сычевский. Сослуживцы много и часто навещали раненого. Среди них был и Кудрявцев.  В 1796 году Дмитрий Иванович и Софья Александровна поженились. Юная полячка (ей было всего 12 с половиной лет) сперва не хотела идти за него, но девушку подкупили волнение и забота, проявленные русскими офицером во время её тяжелой болезни. До мая 1798 года семья Кудрявцевых находилась в местечке Домбровицы  на Волыни, где служил Дмитрий Иванович. В 1798 году в карьере главы семьи произошел резкий поворот – Дмитрий Иванович получил перевод в Санкт-Петербург. Одновременно ему присвоено очередное воинское звание –  подполковник. Уже в 1799 году Дмитрий Кудрявцев получает чин полковника и с 11 марта 1800 г. становится командиром элитного 1-го артиллерийского полка. Вдобавок ему были даны 300 душ аренды. В 1804 году полковник Кудрявцев становится шефом 3-го артиллерийского полка. Полк этот стоял в Вильно. За отличное служение Дмитрий Иванович в мирное время был дважды награжден орденами – Святой Анны 3-й степени и Святого Иоанна Иерусалимского. По прибытии в столицу в 1798 – 1804 гг. Софья Александровна стала бывать в высшем свете и имела там большой успех. Дмитрий Иванович ревновал жену и делал «тысячу неприятностей». Некие доброжелатели предложили Софье Александровне стать любовницей царя Александра I, но она наотрез отказалась.

       К сожалению, у нас нет точных сведений о том, бывал ли Дмитрий Кудрявцев в годы своего офицерства в сельце Ёлкино. Но, судя по косвенным данным, бывал и временами даже жил здесь. Как мы помним, в 1760-х годах в Ёлкино не было барской усадьбы. После смерти отца, коломенское поместье досталось Дмитрию Ивановичу. А уже по сведениям 1790-х годов, деревянный господский дом Дмитрия Кудрявцева находился именно в Ёлкино. Вполне вероятно, что этот дом был построен помещиком, а вернее сказать на его средства, в ту пору, когда сам он находился на службе. Вероятно, Дмитрий приезжал сюда несколько раз – на побывку после окончания корпуса и во время отпусков со службы. Насколько можно судить, здесь, в деревянном господском доме Ёлкино доживала свои годы его старенькая мать. К концу XVIII столетия полковник Дмитрий Кудрявцев являлся уже единоличным владельцем имения. 

        Экономические примечания от 1800 г. описывают нам сельцо Ёлкино Коломенского уезда в следующих выражениях: «Сельцо Ёлкино полковника Дмитрия Иванова сына Кудрявцева. Число крестьянских дворов 22. По пятой ревизии 1795 г. душ мужчин 120, женщин 95. Сельцо на правом берегу речки Медведки, которая шириною 2 сажени, глубиною пол-аршина; в ней водится рыба мелкая, вода к употреблению здорова. Дом господской деревянной. На означенной речке две мучныя мельницы, каждая о двух поставах; действие они имеют во всякое время. Земля пещаная и к урожаю хлеба: ржи, ярицы, овса и ячменя способна; покосы средственны; лес дровяной: березовый, осиновый и сосновый, в нем водятся звери: волки, зайцы и лисицы; птицы: тетерева, дрозды, соловьи и свиристели. Крестьяне на оброке, занимаются хлебопашеством; женщины прядут лен и посконь, и ткут холсты для своего употребления. Имуществом они в посредственном состоянии».

        В 1805 году, во время войны с наполеоновской Францией, полковник Д.И. Кудрявцев находился в действующей армии и принимал участие в битве при Аустерлице. Данное сражение хорошо знакомо читателям по описанию Л.Н. Толстого в романе «Война и мир». В день битвы Дмитрий Иванович находился при 4-й колонне объединенной русско-австрийской армии. В ходе боя французские дивизии несколькими концентрическими ударами рассекли и разгромили войско союзников. Началось отступление, которое местами переросло в бегство. Пехотное прикрытие, прикрывавшее батарею Д.И. Кудрявцева, было опрокинуто французами, и на батарее произошло замешательство. Растерялся и сам Дмитрий Иванович. Сочтя, что положение безнадежное и спасения для батареи нет, он приказывает своим подчиненным отступать, а сам уезжает в тыл, не поручив никому командовать вместо себя. В результате, как минимум, одно орудие досталось французам. Позднее, генералы М.И. Кутузов и М.А. Милорадович сочли, что действия полковника Кудрявцева в ходе Аустерлицкого сражения содержат состав преступления и отдали его под суд. Взятый под стражу Дмитрий Иванович сильно переживал свой позор и в оправдание неуклюже говорил, что ушел с батареи, дабы спасти казну (денежный ящик своего подразделения). Неизвестно, как могла сложиться дальнейшая судьба нашего земляка, если бы не хлопоты его красавицы-жены. Софья Александровна сначала получала неясные известия, что муж ее убит, а после узнала о его аресте. Она самоотверженно бросилась хлопотать за супруга и обратилась к всесильному тогда генералу Аракчееву, который знал Кудрявцева по совместной службе в Петербурге и к самому императору. В письме к царю, она писала, что Дмитрия Ивановича оклеветали, просила, чтобы государь лично разобрался в его деле. Александр I сам вел себя не очень достойно во время Аустерлицкого разгрома; вероятно, поэтому к мужу красавицы-полячки он отнесся снисходительно. Известны слова императора: «Забудем это несчастное Аустерлицкое сражение. Мы все, и я первый, сделали там много ошибок». Софья Александровна получила известие, что, судебное разбирательство приостановлено, муж ее освобожден, что ему дана артиллерийская бригада и «что от него самого зависит поддержать хорошее о себе мнение государя».

       В ноябре 1806 года полковник Кудрявцев снова попадает в действующую армию под начало генерала Беннингсена и в начале следующего года принимает командование 3-й артиллерийской бригадой. В последующих боях с французами на территории Пруссии он показал себя как достойный и бесстрашный офицер. Особенно удачно артиллеристы Кудрявцева действовали 25-56 мая 1807 г. в ходе сражения с неприятелем под деревней Анкендорф. 29 мая в очередном бою Кудрявцев снова показал себя храбрым командиром, и царь Александр I приказал: «…военный суд, во уважение отличных подвигов его в последнюю компанию против французских войск оказанных, уничтожить». 5 декабря 1807 года Дмитрий Иванович получает чин генерал-майора. Вдогонку, в марте и апреле 1808 года, Александр I жалует генералу Кудрявцеву золотую шпагу с надписью «За храбрость» и орден Святой Анны 2-й степени. Таким образом, позор Аустерлица был искуплен, и Дмитрий Иванович восстановил свое доброе имя.

       Но многолетняя кочевая гарнизонная жизнь и потрясения, связанные с судебным разбирательством, подорвали его здоровье. Служить далее Дмитрий Иванович не захотел. В июне 1810 года генерал-майор Кудрявцев выходит в отставку и переезжает жить в Малоярославецкой уезд Калужской губернии, в имение, которое досталось ему в 1805 году от умершего дяди. Неизвестно, по какой причине Дмитрий Иванович предпочёл новое владение своему дому в Ёлкино. Я предполагаю, что в это время его мать была еще жива, и жить под одной кровлей со свекровью не захотела Софья Александровна. Известно, что обслуживанием помещиков и их домочадцев занимались дворовые. По данным ревизии 1811 г. в Ёлкино числилось дворовых людей 16  душ мужского пола. Вероятно, именно на их попечении и находилась старая барыня. В Калужском имении Кудрявцев выстроил в 1811- начале 1812 гг. новую деревянную усадьбу – сельцо Панское. Маявшийся бездельем отставной генерал неожиданно для себя увлекся строительством. Во время Отечественной войны Дмитрий Иванович баллотировался от своего уезда на должность начальника ополчения Калужской губернии, но не набрал нужного количества голосов. Тем не менее, как и все остальные помещики, Кудрявцев жертвовал в пользу армии сено и овес, а при формировании ополчения «поставил» в его строй 8 пеших и одного конного ратника из числа 138 числящихся за ним в Калужской губернии ревизских душ. При подходе неприятеля, семейство Кудрявцевых становится беженцами и уезжает к родственникам в Тамбовскую губернию. В ходе боевых действий барская усадьба в сельце Панском сгорела (всего в трех верстах от нее шло знаменитое Малоярославецкое сражение), и Дмитрию Ивановичу пришлось возводить её заново. Здание усадьбы, построенное им в 1814 году, сохранилось до нашего времени. Софья Александровна вспоминала: «… новая и неожиданная беда нас изгнала – мы должны были отдать всё в жертву неприятелю и сами спастись в Тамбовскую губернию…там, горестно и печально, мы пробыли с сентября того года (1812-го – А.Ф.) до марта 1813, и возвратились в опустошенные наши места. Двоюродный твой дядя Никитин (воспоминания Кудрявцевой адресованы дочери) помог нам деньгами, что нам дало возможность помочь нашим бедным крестьянам, кои опять собрались в свои пепелища. Понемногу мы опять завелись и устроились».

        В отличие от Панского, сельцо Ёлкино избежало разорения во время французского нашествия. По данным 6-й ревизии 1811 года в Ёлкинском имении за «генерал-майором и кавалером» Дмитрием Ивановичем Кудрявцевым числилось дворовых людей 16 душ мужского пола и 27 крестьянских дворов, на которых обреталось 136 душ мужского пола крестьян. Всего, таким образом, во владении генерала Кудрявцева в Ёлкине было 152 души. 15 ёлкинцев в 1812 году стали ратниками Московского ополчения и принимали участие в боевых действиях с неприятелем.

        После окончания войны семья Кудрявцевых продолжала обитать в сельце Панском. 15 октября 1814 года Дмитрий Иванович был выбран уездным предводителем дворян Малоярославецкого уезда. Должность эта была хлопотная и требовала больших расходов. Пробыв на ней положенное трехлетие, Дмитрий Иванович удалился на покой. По сведениям С.В. Безсонова в 1920-е годы в усадьбе Панское еще сохранялся портрет Д.И. Кудрявцева, на котором он был изображен «бравым мужчиной, с курчавыми волосами, бритым по тогдашней моде, в отставном мундире с «Анной на шее» и «Георгием» в петлице. Так как генерал изображен без эполет, то, очевидно, его рисовали после отставки 1810 года».

Дореволюционная писательница Надежда Владимировна Яковлева, родившаяся по соседству с усадьбой Панское и жившая в доме мужа всего в двух верстах от неё, довольно подробно описала семью Кудрявцевых в своем рассказе «Ночная бабочка». Самого Дмитрия Ивановича в живых она уже не застала, но приводит его убийственную характеристику, основанную на воспоминаниях знавших его людей: «Стоял огромный дом, построенный … сумасбродным стариком, который весь свой век служил обедни и клал перед каждой церковью земные поклоны, что, однако, не мешало ему ухаживать за горничными своей жены и так умножить дворню, что пришлось строить новые помещения для «барских щенят». Богатый помещик жил и умер так, как следовало жить и умереть тунеядцу…, не создав ничего путного во всю жизнь; он завещал поставить себе по смерти памятник и отслужить 300 заупокойных обеден». Да уж, здесь как говорится, из песни слова не выкинешь. Однако, что-что, а уж тунеядцем Дмитрия Кудрявцева Яковлева назвала совершенно напрасно. 24 года, прослуженных им в русской армии, 5 орденов и золотая шпага «За храбрость» дают нам полное право отвергнуть обвинение нашего земляка в тунеядстве. Что же касаемо остального, то это, вероятно, в значительной мере, соответствует правде. На старости лет характер отставного генерала сильно испортился, иные недостатки его натуры усугубились в пороки. Престарелый Дмитрий Иванович отличался скандальной любвеобильностью и был очень привержен внешним религиозным обрядам, а находясь в отставке, так и не смог найти себе какое-либо путное занятие.

 В начале 1820-х годов Дмитрий Иванович заболел и по прошествии нескольких лет скончался. Могила его в настоящее время неизвестна. Считается, что умер он около 1828 года. Но в одном из сохранившихся документов (об этом документе см. ниже), его называют умершим уже в 1826 году. Как бы то ни было, генерал-майор в отставке Дмитрий Кудрявцев скончался на седьмом десятке, оставив двух сыновей Александра и Ростислава, а также дочь Ольгу. Всего у четы Кудрявцевых родилось 12 детей, но большинство из них умерло в детстве и младенчестве. Софья Александровна на несколько лет пережила мужа и скончалась в 1834 году, написав, незадолго до своей кончины, воспоминания, адресованные дочери. Эти воспоминания были напечатаны в 1882 году в XXXVI томе журнала «Русская Старина».

Два довольно подробных и обстоятельных исследования, посвященных усадьбе Панское, подготовили С.В. Безсонов (Общество исследования русской усадьбы, 1929 г.) и Елена Суворова, наша современница. Оба они размещены в Интернете. Из публикации С.В. Безсонова мы узнаем, что родная дочь генерала Кудрявцева Ольга Дмитриевна, вышедшая в 1821 г. замуж за Александра Александровича Трощинского, была знакома с Николаем Васильевичем Гоголем, помогала начинающему писателю и дружила с его матерью. С.В. Безсонов пишет: «Следует отметить, что А.А. Трощинский по матери своей был двоюродным братом Марии Ивановны Гоголь-Яновской, матери Николая Васильевича Гоголя, и Ольга Дмитриевна была в большой дружбе с матерью Н.В. Гоголя и вела с ней постоянную переписку. В этих письмах мать не раз сообщает Ольге Дмитриевне о здоровье, об успехах и невзгодах своего «Николеньки», а Андрей Андреевич помогает молодому Гоголю и материально. Например, из письма матери Гоголя от 23 ноября 1830 года узнаем, что Трощинские выслали Гоголю сначала 300 рублей и тёплое платье, затем 150 рублей. «О прочих вспомоществованиях  ваших», – пишет мать писателя - «не именовал числа денег, а писал всегда, что опять получил вновь от редкого благотворителя моего помощь, и заключил, что он целый год от вас одних получал содержание и не имел ни в чём нужды, и прибавлял: «Что бы я делал, не имея такого благотворителя. Вы мне маменька не высылайте денег, видно ваши обстоятельства слишком трудны»».

После смерти генерала Кудрявцева совладельцами сельца Ёлкино Коломенского уезда стали двое его сыновей – Александр и Ростислав. По данным 1840-х годов (Указатель К. Нистрема) в Ёлкине обитало крестьян мужского пола 91 и женского 92 души, всего 183 жителя. По сравнению с 1811 г. число ёлкинских жителей уменьшилось больше чем в полтора раза – со 152 до 91 души. Очевидно, помещики снова перевели значительную часть ёлкинцев в иные края, вероятней всего – в окрестности усадьбы Панское Малоярославецкого уезда. Из двух братьев, старший Александр Дмитриевич проживал в основном в вышеупомянутой усадьбе Панское, а младший – Ростислав в качестве загородного жилья нередко использовал господский дом в Ёлкино, стоявший посередине деревни на возвышении. Ростислав Кудрявцев родился в 1810  году в Москве. Служил он менее успешно, нежели отец, и в отставку вышел с чином майора. В памяти ёлкинских старожилов сохранился рассказ о неком помещике, который сочетал браком своих крепостных своеобразным способом. Осенью, после уборки урожая, барин собирал к себе в усадьбу парней и девок – женить. Невесты ставились в один ряд, напротив – холостые парни. И кто против кого оказывался, обручался с противоположной стороной. Происходило все это незадолго до отмены крепостного права, то есть незадолго до 1861 года. Судя по всему, речь в этом рассказе идет о помещике Ростиславе Кудрявцеве. Вообще, каких-либо других преданий, где говорилось бы о сугубой жестокости здешних помещиков, у нас нет. Наоборот, вспоминают, что Кудрявцевы довольно терпимо относились к своим ёлкинским крестьянам и не препятствовали им придерживаться старой веры. 

       О традициях старообрядчества в деревне Ёлкино следует рассказать особо. Со времени церковной реформы патриарха Никона, значительная часть жителей Юго-Восточного Подмосковья сохранила приверженность старой вере. Сюда, в труднодоступную Гуслицкую волость и ее окрестности, от преследований властей к своим собратьям по вере бежали противники никоновских реформ из других мест, в том числе из самой Москвы. Государство и официальная церковь жестоко преследовали старообрядцев, именуя их «раскольниками». В Гуслице и соседних с нею деревнях беглецы находили для себя тихую пристань – начальство в эти глухие места заглядывало крайне редко. Со временем, число здешних приверженцев старой веры все возрастало, и многие местности современного Орехово-Зуевского, севера Егорьевского и восточной части Воскресенского районов к началу XX века представляли, по тогдашнему выражению, «сплошной раскол». Из селений нынешнего Воскресенского района таковыми числились в 1871 г. Конобеево, Берендино, Потаповская, Кельино, Шуклино, Климово, Хорлово, Ёлкино, Ильино и Лунёво. Преимущественно старообрядцами в то же время были населены Гостилово, Максимовка, Осташёво, Шильково, Игнатьево и Кладьково, а в Усадище и Перхурове они составляли более половины жителей. В селениях Исаково, Губино, Старая, Барановская, Вострянское, Псарево, Сабурово приверженцев старой веры по данным 1871 г. было от 1/8 до 1/2 от общего числа жителей. Иногда близлежащие деревни переходили в старообрядчество по примеру своих соседей. Так, например, в конце XVIII столетия помещики Озеровы переселили несколько крестьянских семей из замоскворецкого села Карпово на принадлежавшую им пустошь Жукову, которая была расположена рядом с Ёлкино. Возрождённая на пустоши деревня получила старое название – Жуково. Карповские переселенцы (по данным ревизии 1811г их числилось 11 семей) не были старообрядцами изначально, но, прожив несколько десятилетий бок о бок с ёлкинцами, хорловцами и климовцами, они постепенно подпали под их влияние и сами стали ревностными приверженцами старой веры. В память о своем зарецком происхождении жители Жуково сохранили особое празднование престольного праздника – в Михайлов день, по престолу Михайло-Архангельской церкви в их «метрополии» – селе Карпово. В соседних же деревнях Ёлкино и Ильино престол отмечали на Илью Пророка. (Следует заметить, что по данным 1871 г. в селе Карпове имелось свои собственные старообрядцы, но было их там совсем немного – около 8 % от общего числа жителей. Таким образом, вполне возможно, что некоторые из карповских переселенцев на пустошь Жуково с самого начала исповедовали старую веру.) В настоящее время Ёлкино и Жуково слились в одно селение. По рассказам кладьковского уроженца Николая Александровича Ленкова, обитателей деревни Кладьково в старую веру «сагитировали» в XVIII столетии два брата, переселившиеся в Кладьково из другой деревни. Эти два брата позднее стали родоначальниками целой династии кладьковских купцов и предпринимателей, которые во второй половине XIX столетия становятся известны под фамилией Тютневы.

       Что касаемо деревни Ёлкино, то каких-либо документальных сведений о начале здешней старообрядческой общины до наших дней не сохранилось. По местным преданиям, которыми при написании своей статьи пользовался издатель старообрядческого журнала Храмов, первая моленная была построена в Ёлкино еще в 1792 году. Для совершения важных церковных обрядов ёлкинские ездили и ходили пешком в Москву. Документально о старообрядческой моленной в Ёлкино впервые становится известно из обнаруженной в архиве ЦИАМ «Ведомости о состоящих в Москве и ее губернии старообрядческих и раскольничьих часовнях и молельнях» от 1826 года. Кстати сказать, именно в этой ведомости говорится о владельцах селения – детях покойного генерал-майора Кудрявцева. Помещики Кудрявцевы к инакомыслию своих крепостных крестьян относились снисходительно (в своей статье Храмов употребил слово «доброжелательно») и почти не препятствовали им отправлять религиозные обряды по собственному усмотрению. Только однажды Кудрявцевы вздумали приневолить ёлкинцев перейти в лоно господствующего вероисповедания. Да и в этом случае инициатором принуждения выступили не они сами, а священник Никольской церкви, что на погосте Пяти Крестов (Колыберево тож), к церковному приходу которого официально было приписано селение. На счастье здешних старообрядцев в это время случился страшный ливень с грозой, и помещики, решив, что буйство стихии – наказание небесных сил за покушение на убеждения старообрядцев, зареклись от подобных попыток и оставили своих крепостных в покое. Ниже мы приводим большую часть из упомянутой статьи Храмова о старообрядческой общине деревни Ёлкино. Статья эта была напечатана в журнале «Старообрядческая мысль» в № 11 за 1911 год. За возможность ознакомиться с ней мы благодарим Вячеслава Николаевича Зенина. Дореволюционная орфография несколько осовременена.

                               «Из истории старообрядческих общин.

                                        Елкино, Коломенского уезда.

Деревня Елкино, Коломенского уезда Московской губернии, населена исключительно одними старообрядцами, приемлющими белокриницкое священство, имея около 300 домов. Крестьяне-старообрядцы этой деревни до освобождения крестьян в 1861 г. принадлежали помещикам Кудрявцевым и Глебовым. Старообрядческий молитвенный дом во имя св. пророка Илии сооружен в 1792 г. с разрешения местной гражданской власти и помещиков, которые в то печальное и бесправное для крестьян время имели больше прав, чем гражданская власть.

Помещики эти к своим крепостным старообрядцам относились дружелюбно, и не было насильственного принуждения к присоединению к господствующей церкви, не считая одного следующего факта, закончившегося так скоро и отрадно для старообрядцев. По наущению духовенства господствующей церкви в одно время помещики стали делать предложения старообрядцам перейти в «православие», и эти предложения время от времени становились все настойчивее. В это время случился страшный ливень с грозой и бурей. Помещики это приняли как наказание от бога за покушения на убеждения старообрядцев, и дали обет оставить их в покое.

Кроме этого старожилы помнят еще следующее событие: в деревне Елкиной, как и в других деревнях, висел колокол, по звону которого крестьяне собирались на сельские сходы, пожары, а также и на богомолье. Однажды деревней проезжал исправник, который заметил колокол и спросил встретившуюся ему женщину: для чего у вас этот колокол. Женщина по простоте своей отвечала: по звону колокола мы собираемся молиться. Начальник увидел в этом колоколе «оказательство раскола» и распорядился немедленно его снять. Просили, умоляли, а затем ездили к этому начальнику с просьбою возвратить колокол, но все просьбы оказывались напрасными. Исполнитель буквы закона остался непреклонным. Решили ходатайствовать перед московским губернатором Перфильевым. От общества к нему был послан Ф.Ф. Конюшков. Ему губернатор объяснил, что здесь непричастен, так как это делается по предписанию митрополита Макария, и добавил: «Ведь я должен уважать свое духовенство». В дальнейшей беседе с губернатором выяснилось, что митрополит запрашивал об этом колоколе священника господствующей церкви в с. Колыбереве, который ответил митрополиту, что и он в колоколе видит «оказательство раскола». Старообрядцы дер. Елкиной платили ежегодно по 120 руб. этому священнику, почему г. Конюшков по выслушании губернатора об ответе священника воскликнул: «Довольно поплатили ему по 120 р. в год,  больше платить не будем». Конюшков приехал в деревню, рассказал обо всем этом своим одноверцам, которые и порешили больше не платить, и свое решение привели в исполнение.

С незапамятных времен и до 1850 годов старообрядцы дер. Елкиной за исправлением треб и таинств ездили в Москву. В этих годах архиепископом Антонием Первым (Шутовым) в дер. Климово был рукоположен священник о. Артемий, к которому елкинские старообрядцы и стали обращаться за совершением таинств. Это продолжалось до 1871-72 гг. В это же время в дер. Елкино был прислан священник о. Иосиф. Поставили походный алтарь и стали совершать божественную литургию. Отец Иосиф служил в Елкине 18 лет, но за прилежное усердие к выпивке был запрещен от всякого священнодействия. После него прибыл в дер. Елкино о. Иоанн, который здесь прослужил всего одни год, а затем перебрался в Москву, по примеру других священников, из бедного прихода на богатый. По отъезде о. Иоанна елкинцы решили поправить и расширить храм, пришедший в ветхость. Это было в 1891 г. Поехали к ближайшему начальнику провинции – к становому приставу, который охотно согласился выхлопотать разрешение на переделку храма, за что взял небольшую лепту (50 руб.) Ничтожная взятка для того времени… принесла большую пользу. – В 1892 г. в елкинские старообрядцы на ремонт храма  получают разрешение следующего содержания:

                  Управление

Московского Генерал-Губернатора                                                                                                Копия

             Отделение секретное.                                                                                           И. д. Московского Губернатора

            15-го апреля 1892 года.

                      № 1231

       Вследствие представления от 19 июля минувшего года за № 3027 и согласно отзыва Министра Внутренних Дел, уведомляю Ваше Высокородие, для надлежащего распоряжения, что раскольникам дер. Елкиной, Коломенского уезда, согласно ходатайству их уполномоченных, коломенских мещан Тимофея Григорьева и Кириллы Кузмина, разрешается произвести в существующей в означенной деревне и пришедшей в ветхость моленной те исправления, которые указаны в прошении просителей. При этом за производством работ надлежит установить соответствующее наблюдение со стороны местной полиции, а по окончании этих работ, таковые должны быть осмотрены компетентными в этом деле лицами. Пять приложений при сем возвращаются. Подлинное за надлежащим подписом. С подлинным верно.

                М. П.                                                             Пристав I(-го) стана (подпись неразборчиво)

По получении вышеизложенного разрешения елкинские старообрядцы обратились с просьбою помочь этому святому делу к И.Н. Демину и М.Ф. Конюшкову. Они приняли участие и за свой счет, а также и пожертвования прихожан ремонтировали и украсили храм.

В это время в деревне Елкиной был священник о. Симеон, а после его смерти о.Фома, который впоследствии был запрещен и лишен сана старообрядческим собором. После лишения сана он уклонился в сектанство, где и умер.После того был прислан в Елкино священник о. Петр Рязанов, который и по сие время здравствует.

В 1905 г. согласно ходатайства уполномоченных дер. Елкиной было получено разрешение на пристройку св. алтаря и расширение храма.  При помощи тех же благотворителей гг. Деминых и Конюшковых благополучно окончили и это святое дело. В память о свершившемся прихожане храма при входе в него прибили медную доску с надписью: "Сей храм святаго и славнаго пророка Илии возобновлен на пожертвования Марии Терентьевны Деминой с сыновьями и Максима Федотовича Конюшкова с сыновьями при церковном старосте Тимофее Григорьевиче Григорьеве и помощнике Осипе Андреевиче Яковлеве. Лето от сотворения мира 7413-е, от Рождества же Христова в 1905-е ноября 13-го".

На совершенных в 1902 и 1905 гг. ремонте и пристройке храма елкинцы не остановились. В 1907 г. они подали прошение о разрешении им при существующем храме построить колокольню и водрузить на храме св. кресты –  символ христианства.

Разрешение было получено, и старообрядцы деревни Елкиной при тех же жертвователях и это дело довели до конца. 1908 г. 13-го июля было совершено поднятие крестов на храм, а в 1909 г. 1-го марта – торжественное поднятие колоколов на колокольню. Колокола пожертвованы М.Ф. Конюшковым с сыновьями и другими лицами.

В 1907 г. 27 июля елкинские старообрядцы подали заявление об учреждении общины. 27-го августа. 26-го августа было получено разрешение, а затем состоялось общее собрание общины. Председателем общины был избран Т.Г. Григорьев, который и по сие время находится в этом звании.

Нужно отдать ему справедливость – благодаря трудам Т.Г. Григорьева были закончены так прекрасно ремонт и расширение храма, пристройка алтаря и колокольни, устройство общины.

В храме находятся две старинные и глубоко-чтимые иконы, поставленные в память избавления от холеры. Первая – Боголюбская Божией Матери, поставленная в 1852 г., вторая – Казанская Божией Матери, поставленная в 1872 г.

К Пасхе текущего (1911-го – А.Ф.) года М.Ф. Конюшковым в храм св. пророка Илии были принесены в дар: св. чаша, дискос, звездица, лжица, три блюдца, два стаканчика и ковшичек. Все сосуды и священные принадлежности проскомидии серебряные вызолоченые. А также ценные шитые три воздуха".

Далее, в заключение своей статьи Храмов пишет о необходимости открытия в Ёлкине старообрядческой школы.

       Итак, как видим, после отмены крепостного права, деревня Ёлкино прошла большой путь и даже стала селом, со своей собственной старообрядческой церковью во имя пророка Ильи. В приход этого храма помимо самого Ёлкина входили селения Жуково, Новочеркасское, Ильино и старообрядцы из деревень Шильково и Вострянское. Многие здешние жители работали на близлежащей ткацкой фабрике купца Ивана Демина в Садках. С одним из них связан довольно забавный эпизод, о котором вполне уместно здесь вспомнить. Краевед А.А. Глазкова в своей книге о посёлке Хорлово пишет: «О жителе деревни Ёлкино Тихомирове, страстном любителе спиртного, который иногда «спускал» не только зарплату, но и скотину со двора сводил, рассказывали такой курьёз. Зная его слабость (а ткач он был отменный), Дёмин при обходе цехов спросил: «Как дела, говорят, ты и коровы лишился?» «Было дело»,  – ответил ему Тихомиров. Фёдор Дёмин (сын фабриканта Ивана Дёмина – А.Ф.) даёт ему денег и голову «поправить», и корову купить. При обходе цехов в следующий раз Фёдор спрашивает: «Ну, как купил корову?»  «Купил, купил, вон на окне стоит», – указал он на керамическую фигурку коровы».

       В самом Ёлкино существовали небольшие фабрики, принадлежавшие местным крестьянам – пуговичная Савелия Густова (была основана в 1877 г.) и красильная Маркела Лебедева (работала с 1845 года). Количество работающих на этих фабриках было небольшим – от 12 до 34 человек. В июне 1883 г. в Ёлкине случился большой пожар, сгорели 14 крестьянских дворов и баня для рабочих при фабрике Лебедева. Помимо фабричных заработков и хлеборобства, местные жители много занимались различными промыслами. Наиболее распространенными из них были домашнее ткачество, ломовой извоз и размотка хлопчатобумажной пряжи. Некоторые занимались торговлей. Самой зажиточной семьёй Ёлкина в дореволюционное время считались Конюшковы, многие из них записывались в купцы и мещане. Дом Конюшковых был просторный с фруктовым при нём садом. В его каменном подвале ёлкинские жители сберегали от пожаров сундуки с пожитками. «Хозяин дома Федот Федотыч был седой и строгий старик». К концу XIX в.,  он уже отошел от дел и передал бразды правления семейным бизнесом сыну – Максиму Федотовичу. Именно Конюшковы и садковские фабриканты Демины жертвовали основные денежные средства на елкинский старообрядческий храм. С историей Ёлкино тесно связаны судьбы известных деятелей старообрядческого движения – Василия Кузьмича Литвинова, Василия Тимофеевича Зеленкова и Никифора Дмитриевича Зенина. Поисками свидетельств о жизни своего прадеда Никифора Зенина в настоящее время занимается его правнучатый племянник Вячеслав Николаевич Зенин, проживающий в городе Воскресенске.

       К 1926 г. в деревне Ёлкино Колыберевской волости Коломенского уезда было 210 хозяйств и 924 жителя – 418 мужчин и 506 женщин. По числу дворов, Ёлкино занимало тогда лидирующее положение во всей Колыберевской волости, уступая только деревням Лопатино (233) и Новочеркасское (222). В соседней с Ёлкино деревне Жуково в это же время числилось 74 хозяйства и 315 обитателей. В Ёлкино в послереволюционные годы имелся свой сельсовет, председателем которого долгое время работала Анна Терентьевна Жалнина. Воспоминания об этой женщине сохранились самые противоречивые. Многие старожилы относятся к ней с нескрываемой неприязнью, но есть и такие, которые со словами благодарности вспоминают ту помощь, которую оказывала председатель сельсовета Жалнина нуждающимся односельчанам, особенно в годы войны и в послевоенное время. По их рассказам, во время войны Анна Жалнина попала под бомбежку на станции Воскресенск и в результате тяжелого ранения осталась без ноги. Несмотря на свою инвалидность, на месте председатель ёлкинского сельсовета не сидела – на небольшом тарантасе она с утра до вечера пропадала по многочисленным сельсоветовским делам – бывала на колхозных полях (она состояла членом правления колхоза), ездила в город, хлопотала, распоряжалась, просила, помогала. Как руководитель, А.Т. Жалнина была очень требовательной и строгой, многие ее не любили.

       В 1929-30 гг. в Ёлкино был создан свой колхоз, который получил название «Коммунар». Коллективизация здесь, как и во многих местах, проводилась «из-под палки» – крестьяне в колхоз поначалу не шли. Многие жители деревни в годы «Великого перелома» вынуждены были против своей воли покинуть родные края, а некоторых повезли в «места не столь отдалённые» под конвоем. Несмотря на громкое имя, дела в ёлкинской артели шли большей частью неважно (причиной тому отчасти были малоплодородные здешние почвы), и в передовых хозяйствах по району этот колхоз никогда не числился. Тем не менее, по воспоминаниям здешних старожилов, хозяйство в «Коммунаре» было большое – сильный конный двор, два стада – молодняк и взрослые коровы. Еще одно стадо – деревенское, состояло из скотины, принадлежавшей самим жителям. В 1940 г. в Ёлкино открыли детский сад и ясли. Располагались они в домах раскулаченных крестьян – Авдея Глазкова и Куркина. Появилась здесь и своя начальная школа, в которой  учились маленькие дети из деревень Жуково и Ёлкино. Она также была размещена в доме раскулаченного крестьянина. Позднее под начальную школу построили специальное здание. Во время Великой Отечественной войны, когда почти все мужчины и парни ушли на фронт, оставшимся в колхозе «Коммунар» женщинам, старикам и подросткам пришлось очень тяжело. Лозунг «Всё для фронта – всё для победы!» заставлял людей работать самоотверженно, забывая про отдых и сон. После победного 1945-го года стало чуть-чуть полегче, но ненамного – многие ёлкинские мужики не вернулись с фронта, и в колхозе по-прежнему трудились в основном одни женщины. Они-то и кормили страну (фактически безвозмездно), которая в эти годы напряженно проводила восстановление разрушенных войной городов и промышленности. Председателем ёлкинского колхоза в 1947 г. работал Иван Тихомиров, после Скворцов и Николай Ратников, а уже в 1960-е годы – Николай Князев. В самом начале 50-х колхоз в Ёлкино укрупнили, присоединив к нему маленькие колхозы окрестных деревень. Новое хозяйство получило название «За доблестный труд». В конце 1950-х годов в Ёлкино (рядом со слободкой Жуково) устроили небольшой кирпичный завод, на нем делали кирпичи для строительства домов при фабрике «Молот и Серп» (бывшая Ивана Дёмина в Садках). Завод этот просуществовал недолго.

       Старообрядческий храм во имя пророка Илии в Ёлкино был официально закрыт в декабре 1937 года. В его здании предписывалось разместить школу. 70-летний священник отец Пётр Рязанов был раскулачен, объявлен «врагом народа», у него отобрали дом и спустя некоторое время арестовали, но потом выпустили. Дом раскулаченного священника разобрали и перевезли на другой конец Ёлкино, в нем разместилось правление колхоза «Коммунар». Сам отец Пётр поселился у чужих людей. Перед самым закрытием в Ильинском храме недолго служил отец Василий. У него, по воспоминаниям старожилов, была большая семья. Когда закрывали церковь, иконы бросали в Медведку, топили ими печь в правлении колхоза. Одну из женщин, которая рубила иконы топором, впоследствии парализовало. В здании церкви некоторое время располагалась школа, а во время войны здесь размещалась небольшая воинская часть. Позже здание бывшего ёлкинского храма сломали.

       В послевоенные годы оплотом религиозной жизни односельчан стала дочь уставщика ёлкинского храма Ивана Моргунова – Августа Ивановна Пугина (1908-1992). Д.Е. Боярский и С.С. Михайлов, опираясь на воспоминания дочери, подготовили обстоятельный очерк о А.И. Пугиной, озаглавив его «Книжница из Елкино». После закрытия церкви «Августе Ивановне удалось спасти кое-что из церковной утвари, богослужебных книг. Несмотря на строгое отношение властей тех лет к каким-либо «религиозным проявлениям», она сумела организовать общину для совместной молитвы у себя на дому. Председатель сельсовета д. Елкино, «безногая» Желнина, добившаяся закрытия храма, и после продолжала преследовать активных верующих старообрядцев, стараясь им всячески досаждать, но веру в Бога уничтожить не смогла. Как и прежде в церковь, прихожане-староообрядцы деревни Елкино, соседней деревни Ильино, собирались на дому у Августы Ивановны в большом количестве…. Кроме общих богомолений на праздничные дни в деревне до недавнего времени существовал обычай читать Псалтырь над усопшим. В доме Августы Ивановны, под ее руководством, проходили все праздничные службы, а также венчания, крестины, водосвятия и даже Литургия. Священников она приглашала из Тураева (о. Иеремию Николаевича Карпова-Лисина), из д. Устьянова (о. Ивана Павловича Лоскутова), из г. Егорьевска (о. Георгия Юдина) и о. Игнатия из Москвы. вановны в большом количестве. ались на дому у Августы Ивановны в большом количестве. осаждать, но веру в Бога уничтожить не см       Литургию совершали на переносном Антиминсе, который хранился в деревне Климово, в семье Арсентьевых. Одна из дочерей Августы Ивановны, накануне службы сбегает в Климово, принесет Антиминс, а на другой день, уже после службы отнесет его обратно….  Августу Ивановну величали в деревне «попом», за ее знание богослужебного устава, а также за сильный, красивый голос, и, конечно же, за ее радение о вере. Жители деревни ее уважали, обращались к ней за советом, и в то же время она не играла роли какой-либо наставницы, а была простой, обыкновенной деревенской женщиной…. Примерно в 1950-е гг. Августа Ивановна собирала все необходимые документы для начала строительства в Елкино старообрядческого храма. К сожалению, это дело ей не дали довести до конца. Узнав о намерениях Августы Ивановны, уже упоминавшаяся нами Жалнина, каким-то образом добилась вызова Пугиной в милицию. И ни за что, ни про что Августа Ивановна отсидела в Коломенской тюрьме целых три месяца….

Примерно в 1972 году в старообрядческую деревню Елкино приехали два молодых человека – сотрудники Библиотеки им. Ленина. Они обратились в сельсовет за справкой: кто в деревне самый активный верующий. Им, разумеется, сразу же указали на  Августу Ивановну. Сотрудники «Ленинки» искали древние рукописи. Конечно, древних книг в Елкине не было, но некоторые ветхие рукописные изводы Августа Ивановна все же им подарила. Впоследствии из Москвы ей за это прислали благодарственное письмо. Во время беседы, молодые люди также попросили Пугину спеть какую-либо молитву. Петь он любила и поэтому охотно согласилась. Достала из сундука большую рукописную всю разукрашенную разноцветными узорами обедницу, поставила на налой и стала петь по крюкам. Молодые люди тут же подхватили. После пения они искренне удивлялись: откуда в глухой деревне, без церкви, неграмотная пожилая женщина так искусно и грамотно может петь, да еще по крюкам. Они приглашали ее в Москву, чтобы записать ее голос….

Отличительной чертой Августы Ивановны Пугиной была крепкая горячая вера в Бога. С ней она прожила всю свою нелегкую, но честную и простую жизнь, служа постоянно Господу и ближним. Умерла она в 1992 году – безропотно перешла в жизнь вечную, оставив после себя в Елкино и окрестных деревнях много хороших добрых воспоминаний. Крепкую старообрядчесую веру Августа Ивановна передала и своим дочерям, которые ныне продолжают ее дело».   

        Об укладе жизни ёлкинцев в первой трети XX в. хорошо и довольно подробно рассказала Зоя Рязанова, проработавшая многие годы учителем истории в соседнем посёлке Хорлово. Родилась и выросла Зоя Семёновна в Ёлкино, ее дед Петр Васильевич Рязанов в течение долгих лет был священником в здешнем старообрядческом храме, поэтому её рассказ представляет как бы взгляд изнутри. После 1930-х годов Зоя Рязанова уехала из Ёлкино и вернулась в родные края только в 1980 году. Два варианта воспоминаний учительницы З.С. Рязановой были опубликованы в книгах А.А. Глазковой «Хорлово. Далёкое и близкое» и Д.Е. Боярского и С.С. Михайлова «Старообрядческие храмы и общества восточной части Воскресенского района». Обе книги увидели свет в 2007 году. Зоя Семеновна вспоминала: «Достаточно набожными жителей Ильина, Жукова, Елкина, Новочеркасска не назовешь. Иногда в церкви бывало 5-6 человек, особенно в вечернее время, в воскресенье и в праздники значительно больше, а в большие праздники церковь была заполнена людьми. Из церкви верующие шли мимо сельсовета. Из окон на них с неприязнью и осуждением смотрела А.Т. Желнина – секретарь (сельсовета) и член колхозного правления. На Пасху, Рождество, Крещенье, Ильин день певчие располагались по клиросам. И тогда происходило их своеобразное состязание. Вернувшись из церкви, мама говорила отцу, что левый клирос звучал сильнее, на что рассердился сам отец Петр. По сценарию службы иногда оба клироса спускались вниз и тогда, поистине, от пения сотрясались люстры. Когда все шло хорошо, лица освещались, светились радостью.... Деревня в предпасхальную и рождественскую ночи представляла собой необыкновенное зрелище. В ночной темноте во многих домах светились окна: кто топил печь, что-то готовя для разговления, кто собирался в церковь, куда двигались фигуры людей, слышались тихие голоса. Священник выходил на паперть в новой с преобладанием голубого цвета ризе с тройной свечой (имеет особое название), и когда раздавалось «Христос воскрес», тогда создавалась такая атмосфера, как будто земля и небо объединились в объятии. Люди плакали, целовались, поздравляли друг друга. Под конец всенощной раздавался звон колоколов. Этот звон мне довелось услышать, впоследствии он был строго запрещен. После всенощной начинались литургии, когда освещались принесенные куличи, творожные пасхи, крашенные яйца. Некоторые выглядели маняще красиво, с мастерством и любовью выпеченные. Особым благоуханием был напоен воздух. Помню и теперь запах пирогов, сияли глаза, лица светились радостью, люди чувствовали себя братьями. Исчезла всякая злоба и неприязнь. Поистине на земле был мир и "в человецах благоволение", была победа добра, правды, красоты над злом, ложью, всяческой грязью. Не найду других слов для выражения праздничного состояния, как «торжество светлой радости» в душах людей. Ничто в жизни в последующих десятилетиях так не объединяло и не пьянило людей. А в воздухе несся запах свежеиспеченных пирогов». «Уже ночью мальчишки начинают ходить по домам, славить Христа. Они взволнованы, ведут себя стесненно, но поют не сбиваясь. В Елкино было три стада скотины, поэтому у всех есть чем разговеться. На второй день Пасхи  священник ходил по домам с кем-либо из причта. На улицу выносился стол (не всеми, конечно) ставился на него кулич, пасха, яйца  и зажигались свечи. После поздравления хозяев, праздничных молитв пришедшие брали себе,  что приглянулось. Это было во второй половине дня. На первый день Пасхи посещалось кладбище. Отец Петр у могилы своего отца Василия Мироновича читал три раза для всех усопших пасхальные стихиры».  

        Но, рассказав о церковных делах, Зоя Семёновна заслуженно хвалит заслуги новой власти по образованию, описывает школу в Садках, самоотверженный труд учителей: «Все они учили нас правильно жить, как-то и ходили они, кажется, по-особому. Всегда чувствовалось – идет учитель. В деревнях и в посёлке Садки процветала художественная самодеятельность, показывались прекрасные советские фильмы, обладавшие огромной силой нравственного воздействия. Залы часто были переполнены, люди часто выходили из кино потрясенными, вдохновленными. Они как-то иначе, казалось, шли по улице, приветствовали друг друга, иначе смеялись». В другом месте своих воспоминаний Зоя Семёновна пишет: «Красиво, широко, довольно богато справлялись свадьбы. Я помню многие детали, этапы этого праздника молодых. Жадно впитывали мы, подростки, это дивное зрелище, включавшее пение, одевание колец, ношение короны, выпивание рюмочки кагора (церковное вино было лучше, чем теперь), первый прилюдный поцелуй, хождение вокруг аналоя. Считалось, что молодые впервые прикасаются к этой жидкости – к вину…. На конце деревни еще водили хороводы, танцевали (первая четверть XX века). Еще были танцы, а не современные трясучки. Девушки и парни играли в горелки и другие игры. В холодное время собирались где-либо в свободной избе, устраивали «складчину», пекли блины и пр. – меня уверяли, что водки не было и в помине.

       Слышала я, как одна старушка, а затем и моя мама говорила: «Придет такое время, когда люди не будут стыдиться, потеряют стыд. – А как это? – Будут беса слушаться, творить все бесчестное, плохое».

       Оно пришло, это время.

       Говорилось до войны и о власти «меченого» царя, который принесет много бед русскому народу. И это случилось.

        Строго осуждалась добрачная связь. Когда на Михеевку (улица в Ёлкине) приехали две беременные девушки без надежды на свадьбу или на брак, они совершенно не выглядывали на улицу, не выходили даже за водой, и за ними все подглядывали любопытствующие».

       В памяти ёлкинских старожилов сохранилось довольно много названий урочищ в окрестностях деревни. О местной микротопонимике имеются записи и зарисовки, сделанные Николаем Александровичем Ленковым и Зоей Семёновной Рязановой. Довольно обстоятельно о ёлкинской округе автору этого очерка рассказал здешний уроженец, художник и иконописец Николай Иванович Башмаков. К северо-востоку, между Ёлкино и Садками располагался лес Подобедово, к северу от него – Хозяйский лес, принадлежавший до революции хозяину Садковской фабрики купцу Ивану Дёмину. К востоку от деревни Жуково вдоль правого берега Медведки располагались лесные урочища Наштаково и Малинник. Малинником звали также небольшой овраг, а название урочища Наштаково прекликается с названием пустоши Шестаково, что распалагалась на этом же месте в XVI-XIX вв. (Наштаково – сокращение от словосочетания «на Шестаково»). С левого берега в Медведку спускались овраги: Кацеповский, Церковный, Конюшков. В Церковном овраге имелся хороший родник.  Родник с хорошей водой был и на западной окраине деревни («труба из нержавейки»). Также в Ёлкино имелись колодцы с водой особого вкуса – Губанихи, напротив дома Мартыновых в Жукове и в конце улицы Михеевка. За речкой Медведкой располагались леса: Зыков, Лапотково, Цыганский, Омшары и Кацеповский. Последний до революции принадлежал купцу Кацепову, который владел фабриками в деревнях Лопатино и Барановская. Весной Кацепов нанимал мужиков чистить свой лес и выставлял, в качестве угощения, ведро водки.

Памятным для пожилых ёлкинских жителей был так называемый «Чудный куст» – семь больших берёз, которые росли из одного корня, кустом. А рядом из земли пробивался родничок. Чудный куст располагался на обочине старой купеческой дороги, по которой купцы в старину ездили из Ёлкино в Коломну. В XX веке она уже стала обычным лесным проселком. Дорога эта действительно существовала и на самом деле являлась «большаком», то есть большой проезжей дорогой, упоминание о ней мне удалось найти в материалах Генерального межевания второй половины XVIII в. Насколько можно судить, это был путь из Коломны в Гуслицу, на Ильинский погост.

По легенде, Чудный куст появился в результате следующего памятного происшествия. На купеческой дороге в старые годы орудовала разбойничья шайка – отец и шестеро сыновей. Однажды, после удачно проведенного нападения на купеческий обоз, разбойники сели пировать и стали похваляться между собой своими «подвигами». Небесный покровитель здешней округи Илья Пророк, давно уже с гневом наблюдавший за преступлениями душегубов, тут не выдержал и наказал татей своим привычным оружием – молнией. Её ударом все семеро разбойников были убиты наповал, а из земли, где ударила молния, начал бить маленький родник. А спустя какое-то время в этом же месте выросло необычное семиствольное берёзовое дерево. Вот такая красивая легенда. Но, к величайшему сожалению, место, где рос Чудный куст, в настоящее время уничтожено карьером. Также не существуют уже Цыганский лес и лес Омшары, на их месте сейчас располагаются отработанные фосфоритные карьеры с посадками молодых сосновых деревьев.

Хорошо известен среди старожилов был и овраг Илюхи, между деревнями Ёлкино и Ильино, в его имени угадывается топонимический след от древнего погоста с деревянной церковью Ильи Пророка на речке Туровке, который упомянут в писцовой книге 1577-78 гг. В сторону деревни Новочеркасское в лесах Воскресенского района располагались урочища Кобылья голова, Воронок, Мокруша, Карповы луга, Сарьяниха, Озёрки. От старожилов деревни Новочеркасское краеведом Н.А. Ленковым были записаны названия Кузнечиха, Чегориха, Матвейково, Фролиха, Кулачиха, Монастырка, Басова поляна. Последние шесть расположены уже на территории Егорьевского района. В некоторых из перечисленных названий без особого труда угадываются средневековые пустоши Карповская, Сарьяновская, Кузнецовская, Чегорёво и др.

       В настоящее время деревня Ёлкино является сравнительно благополучным сельским населенным пунктом Воскресенского района. По крайней мере, исчезновение ей явно не грозит. По данным на 1 января 1997 года в Ёлкино было прописано 358 постоянных жителей. Из старообрядцев Ёлкино, Ильино, Хорлово и города Воскресенска образовалась небольшая, но крепкая религиозная община, председателем которой выбран молодой Дмитрий Евгеньевич Боярский. Силами и средствами членов общины в Ёлкино в 2006 году возведено здание новой деревянной церкви во имя пророка Ильи. В следующем 2007 г. к основному срубу пристроили деревянную же колокольню. Незабвенная Августа Ивановна Пугина с того света, вероятно, глядит на эту церковь с особым радостным чувством. С праздника Покрова Пресвятой Богородицы 2009 года в Ильинской церкви проводятся службы, храм стал действующим. Самобытная старообрядческая деревня Ёлкино Воскресенского района живет. Пожелаем ей всего самого лучшего в предбудущих временах.     

                 ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ

                                           Использованная литература   

Безсонов С.В. Усадьба Панское. Москва изд. О.И.Р.У. 1929. http://pansk.edusite.ru/p109aa1.html

Веселовский С.Б. Село и деревня в Северо-Восточной Руси XIV-XVI вв. М.-Л.; 1936.

Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.; 1969.

Веселовский С.Б. Перцев В.Н. Исторические карты Подмосковья // История сел и деревень Подмосковья XIV-XX вв. Выпуск 4. М.; 1993.

Войтенко А.Ф. Что двор, то говор. М.; 2007. (О говорах старожильческого населения Московской области.)

Глазкова А.А. Хорлово, далекое и близкое. М.; 2007.

Головин А.В. Кондратьева И.И. Природа и люди Центральной Приозерной Мещеры. Приход Ильинской церкви села Палищ. СПб.; 2009.

Карта раскольничьих селений Московской губернии. М.; 1871.

Книга памяти жертв политических репрессий Воскресенского района Московской области. Воскресенск, 2009.

Книга памяти погибших, умерших и пропавших без вести воинов в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов. Московская область. Том 3. Воскресенский район. М., 1996.

Кусов В.С. Земли Московской губернии в XVIII веке. Карты уездов. Описание землевладений. ТТ. 1-3. М., Издательский дом «Московия», 2004. (Весьма ценный для всех историков и краеведов Подмосковья труд профессора МГУ В.С. Кусова, ныне, к сожалению, уже покойного. Издание состоит из атласа Московской губернии в составе 15 ретроспективных карт уездов (масштаба 1: 126000), на которых отражена ситуация 1766-1770-х гг., собранная в результате обработки более 8 тысяч «геометрических специальных планов» – межевых паспортов землевладений эпохи Генерального межевания. Карты уездов даны в третьем томе. В двух первых томах представлены описания землевладений на каждую земельную дачу. Бронницкий уезд помещен в первый том, Коломенский уезд – во второй. Имеются указатели землевладельцев и топонимов.)

Мазуров А.Б. Средневековая Коломна в XIV- первой трети XVI вв. Комплексное исследование региональных аспектов становления единого Русского государства. М,; 2001.

Мезенцев Е.В. Война России с наполеоновской Францией в 1805 году. М., 2008.

Московская губерния по местному обследованию 1898—1900 гг. Том 1. Поселенные таблицы. Выпуск 2. М,; 1903.

Нистрем К. Указатель селений и жителей уездов Московской губернии. М.; 1852.

Орлов Н.А. Штурм Праги Суворовым в 1794 году. С.-Пб.; 1894.

Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. М.; 1899.

Поселенные итоги переписи населения 1926 года по Коломенскому уезду. Коломна; 1927.

Руммель В.В, Голубцов В.В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. Т.1. СПб. 1886. (В этом томе напечатана родословная роспись дворян Кудрявцевых.)

Савелов Л.М. Московское дворянство в 1812 г. М.; 1912. (Здесь напечатаны поуездные списки дворян-помещиков, ставивших людей в ополчение, а также количество ратников.)

Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел санитарной статистики. Т. III. Вып XIII. Санитарное исследование фабрик и заводов Коломенского уезда. Е.М. Дементьева. М.; 1885

Справочник по населенным местам Московской губернии. По материалам Всесоюзной переписи 1926 года. Издание Московского статистического отдела. М., 1929.

Суворова Елена «О чём расскажет старый дом». http://pansk.edusite.ru/p110aa1.html

Ткаченко О.Б. Мерянский язык. Киев; 1985.

Третьяков Н.П. У истоков древнерусской народности. // Материалы по истории и археологии (МИА) Т.179. М.; 1970. 

Юшко А.А. Феодальное землевладение Московской земли XIV века. М.; 2003.

Рукопись нижегородского журналиста В.А. Девицына с перечнем финно-угорских заимствований в говорах русского старожильческого населения Нижегородской области. За возможность ознакомиться с этой рукописью, автор искренне признателен Николаю Владимировичу Морохину.

                                               Опубликованные источники

Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV-XVI вв. В 3-х томах. Том 2. М., 1958.

Антонов А.В. Кром М.М. Списки русских пленных в Литве первой половины XVI века. // Архив русской истории. Сборник Российского государственного архива древних актов. Выпуск 7. М.; 2002.

Духовные и договорные грамоты великих и московских удельных князей XIV-XVI вв. М.-Л., 1950.

Коломенская десятня 1577 г. Десятни и Тысячная книга XVI в. // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн.8. М., 1891. Отд.III. Историко-юридические материалы.

Писцовые книги Московского государства. Часть 1. Отделение 1. Под редакцией Н.В. Калачева. СПб.; 1872. (На страницах 335-611 этого издания опубликована писцовая книга Коломенского уезда 1577-78 гг.)

                                                       Архивные источники:

                                             Российский государственный архив древних актов (г. Москва)

Список коломенских дворян и детей боярских 1619-20 гг. // Ф.210. Разрядный приказ. Владимирский стол. Столбец 8.

Книга переписная города Коломны и Коломенского уезда 1715 года ландрата князя Андрея Мещерского. // Ф. 350. Ландратские книги и ревизские сказки. Оп.1. Кн. 195.

Писцовая и межевая книга Коломенского уезда письма и межевания Семена Усова и подьячего Герасима Максимова 7135-7136 (1626-1629 гг.). // Ф. 1209. Поместный приказ. Оп. 1. Кн. 202-204.

Переписная книга Коломенского уезда переписи Федора Неелова и подьячего Григория Богданова 7154 и 7155 (1646-1647) года. // Ф. 1209. Поместный приказ. Оп.1. Кн. 205-206.

Переписная Коломенская книга Максима Исаевича Сунбулова и подьячего Максима Устинова. 1677-78 гг. // Ф. Поместный приказ. 1209. Оп.1. Кн. 9275.

Книги переписные Коломенского уезда стольника Афанасия Тимофеевича Савелова 1705-1706 гг. // Ф.1209. Оп.1. Кн. 9277.

Атлас Коломенского уезда в 6-ти частях. Масштаб 2 версты в дюйме. // Фонд 1356. Оп. 1. Часть 1 – единица хранения 75/2326. Часть 2 – 76/2327. Часть 3 – 77/2328. Часть 4 – 78/2329. Часть 5 – 79/2330. Часть 6 – единица хранения 80/2331. Атлас Коломенского уезда времен императора Павла I, когда в его состав временно вошли земли Бронницкого и части Богородского уездов.

План Усмерского стана Коломенского уезда. // Ф. 1356. Оп.1. Д. 95-95а-б/2348-2350.

                        Российский государственный военно-исторический архив (г. Москва)

Экономическое и камеральное описание семи уездов Московской губернии. 1773 г. Ч.4. Коломенский уезд. // Ф.846 (Военно-ученый архив) Оп. 16. Д. 18859. ч.4. То же Ч.5. Можайский уезд.

Описание Московской губернии. 1800 г. (Составлено в Межевой канцелярии.) Ч.6. «Экономическое примечание Коломенского уезда с табелью и алфавитами». // Ф. 846. (Военно-ученый архив) Оп. 16. Д. 18562. ч.6.

                                          Центральный исторический архив города Москвы

Ревизские сказки 1811 г. крестьян Коломенского уезда, принадлежащих помещикам с фамилиями на буквы «Ж» – «О». // Фонд 51. Опись 8. дело 25.