Бедчер Валерий Авенирович,
краевед, г. Орехово-Зуево.
ДВЕ ВЕРСИИ ПРИЧИН ШТРАФОВАНИЯ
НА НИКОЛЬСКОЙ МАНУФАКТУРЕ.
Согласно
устоявшемуся мнению, практически не
подвергавшемуся пересмотру, одной из
главных (если не самой главной) причиной
знаменитой забастовки на Никольской
мануфактуре в 1885 г. было интенсивное
штрафование рабочих. То же можно сказать
о множестве мелких забастовок на этом
предприятии в предшествующее время. Но
по поводу природы причин штрафования
существует двоякое мнение.
Первую
версию излагали на суде участники стачки
1885 г., ее полностью поддерживают
практически все труды советского
времени, включая известную книгу В. Я.
Лаверычева и А. М. Соловьевой. [1]
"На
многих фабриках Московского района
штрафы, как известно, составляют один
из немаловажных источников дохода
фабрикантов и служат средством для
возврата в его пользу значительной
части заработной платы". "Так,
действовавший на Никольской мануфактуре
"Табель изысканий с рабочих за
неисправную работу и нарушение порядков
по фабрике товарищества Никольской
мануфактуры "Саввы Морозова сын и
Кo" насчитывал 735 пунктов. Большинство
из них имели формулировки, позволявшие
достаточно широкое их толкование. За
каждую "вину" рабочего устанавливались
границы минимальной и максимальной
суммы штрафа, что создавало простор
фабричной администрации при назначении
его размера." [2]
При
этом помимо штрафования существовала
целая система способов понижения
фактической заработной платы, широко
распространенная и помимо Никольской
мануфактуры.
"Ухудшение
положения фабрично-заводских рабочих
усугублялось снижением заработной
платы. В целях сокращения заработной
платы фабриканты нередко расплачивались
с рабочими купонами процентных бумаг,
по которым срок платежа наступал через
несколько месяцев, при этом рабочие
теряли до 20% своего заработка. Снижение
заработной платы делало еще более
невыносимым для рабочих гнет инфляционной
дороговизны, особенно в промышленных
районах страны. Так, в крупнейшем центре
российской текстильной промышленности
- Иваново-Вознесенске цены на продукты
питания возросли к началу 1880-х годов
(за 20 пореформенных лет) на ржаной хлеб
на 100%, на мясные продукты более чем на
220%, в то время как заработная плата
рабочих за этот же период увеличилась
на 15-20%. Подсчеты Туган-Барановского,
сопоставившего данные о величине
заработной платы на хлопчатобумажных
фабриках Шуйского уезда в 1883 г. в сравнении
с 1856 г., показали, что к началу 1880-х годов
реальная заработная плата понизилась
не менее чем на 20-30%. Резко снижался
уровень заработной платы из-за
существовавшей повсеместно (особенно
на крупных предприятиях) в различных
формах изощренной системы штрафов. До
середины 1880-х годов не существовало
никаких ограничений во взимании штрафов.
Бесконтрольность хозяев и подневольное
положение работника почти повсеместно
вели к злоупотреблениям фабричной
администрации в штрафовании." [3]
Таким
образом, первая версия полагает
единственной целью штрафования
экспроприацию нанимателем части
обещанной им по договору заработной
платы.
"Но,
с другой стороны, по воспоминаниям
В.П.Рябушинского, штрафы для
предпринимателей-старообрядцев, какими
были Морозовы, являлись не предлогом
для сокращения платы, а применялись в
интересах дела (что являлось одним из
важных элементов религиозно-этической
концепции староверов), с целью повышения
качества продукции и укрепления
дисциплины. Для того, чтобы приучить
ткачей к тщательной работе, их штрафовали
за пороки ткани. Такие меры были
необходимы, и закон их разрешал, но плохо
было то, что штрафы шли в пользу хозяина.
Этим создавалась видимость, что штраф
- это предлог, чтобы поменьше заплатить
рабочему, штрафовали везде, но у Саввы
Морозова особенно беспощадно, и ходил
слух, что это делалось по личному
приказанию Тимофея Саввича для увеличения
хозяйской прибыли. Т.С.Морозов оставался
"самодуром", что в целом соответствовало
старообрядческим патриархально-авторитарным
взаимоотношениям в семье и в общине.
Являясь очень религиозным человеком,
он не мог сознательно идти на совершение
греха лишь ради прибыли. У старообрядцев
существовали особые вопросы, задававшиеся
на исповеди предпринимателям, не грешили
ли они задержанием и сокращением платы
наемнику? Тимофей Саввич, по свидетельству
очевидцев, часами отмаливал грех
штрафования, необходимого, по его мнению,
чтобы "добиться безукоризненного
товара." [4]
Таким
образом, вторая версия (Рябушинского)
считает причиной борьбу за качество
продукции, но, в свою очередь, порождает
вопросы о причинах производственного
брака, понижавшего качество изделий.
Лаверычев
и Соловьева сообщают, что росту авторитета
руководителя стачки Моисеенко
способствовала его "борьба против
грабительской системы штрафов. Будучи
отличным мастером, изготовлявшим
высококачественную продукцию, он
категорически отказывался предъявлять
расчетную книжку браковщикам для записи
необоснованного штрафа" [5]. Это
скорее подтверждает искренность
намерений Тимофея Саввича бороться
штрафованием за рост качества. Ведь
если бы от него исходили распоряжения
о сплошном штрафовании вне связи с
браком в работе, то поведение Моисеенко
никак не могло бы быть успешным.
"Аналогичное
мнение по вопросу о штрафах для периода
1907-1914 гг. высказала Н.А.Иванова. Она
отмечает, что в условиях, когда квалификация
рабочих была мала, когда в промышленность
приходило много неподготовленных
профессионально людей, вынужденных
обучаться в ходе самого процесса
производства, штрафы были способом
заставить рабочих трудиться лучше, не
допускать брака в работе. Характерно,
что увеличение штрафов наблюдалось в
периоды промышленных спадов, когда
спрос на продукцию падал и требования
к ее качеству возрастали. В свою очередь,
вычеты штрафных денег за некачественную
работу были одним из способов
дифференцированной оплаты труда,
преодоления уравниловки. Изучая штрафные
книги промышленных предприятий, Иванова
пришла к выводу, что штрафы были связаны
прежде всего с низким квалификационным
уровнем рабочих и имели целью повысить
качество производимой продукции и
профессиональное мастерство рабочих.
По ее подсчетам, относящимся к 1913 г., из
общего числа штрафов по стране на долю
предприятий, подчиненных фабричной
инспекции, в ЦПР приходилось 72,8%. При
этом основная часть штрафов в регионе
(81,6%) взималась за неисправную работу,
всего 11% - за прогул и 7,4% - за нарушение
порядка. В Петербургской губернии эти
данные соответственно были: 55%, 29% и 16%.
Характерно, что большая доля штрафов
за прогул наблюдалась в губерниях с
развитой металлообрабатывающей
промышленн остью." [6].
Здесь
в подтверждении версии Рябушинского
приводится возрастание объема штрафов
в кризисные периоды времени, вызванное
падением спроса на продукцию предприятий.
Но при этом никак не учитывается, что
во время депрессии падает спрос на все
товары, включая рабочую силу, чему
имеется множество подтверждений.
"Застой
в делах был так силен, что многие
фабричные, совершенно отвыкшие от
земледелия, вернулись в деревню и взялись
за соху. В некоторых местностях фабричное
производство почти что приостановилось,
весь фабричный народ жил дома без
заработка" [7].
Согласно
законам рынка понижение спроса на
рабочую силу вело к ее удешевлению
многими явными и неявными способами, к
числу последних принадлежало штрафование.
В Англии в 1-й половине XIX века главным
средством недоплаты была trucksystem (система
оплаты товарами). Баббедж по этому поводу
пишет: "Там, где рабочие получают
плату продуктами или вынуждены покупать
в лавке хозяина, - там в отношении их
совершается много несправедливости, и
результатом является большая нищета".
"Слишком велик соблазн для хозяина
- во время депрессии снизить действительно
выплачиваемую заработную плату (путем
повышения цен на товары в своей лавке),
не уменьшая ее номинального размера, -
чтобы он мог этому противостоять".
[8]
Кроме
того, Иванова полагает причиной брака
недостаточную квалификацию работников,
однако это объяснение порождает еще
большее число вопросов. Некоторый объем
штрафов, взимаемых за некачественность
изделий, очевидно должен быть признан
средством борьбы за качество, но весь
объем штрафов для этого слишком велик.
В 1884 г. на Никольской мануфактуре выросли
по сравнению с 1883 г. на 83% и при этом
штрафы за порчу товара составляли 30% -
40% заработной платы. [9]
Если
работники при найме на работу завышали
сведения о своей квалификации, обманывая
работодателя, то это делало договор
найма ничтожным с самого начала. Такой
обман не мог долго оставаться тайным.
При его скором неизбежном разоблачении
наниматель получал право (помимо
наказания работника) расторжения
договора и найма на освободившееся
место более добросовестного рабочего.
Если же изобличенного в низкой квалификации
работника оставляли на рабочем месте,
позволяя ему, тем самым, продолжать
плодить производственный брак, то
виновным (и истинным объектом штрафования)
тогда становился принявший такое решение
представитель администрации. Нечестно
и несправедливо было в таком случае
продолжать штрафовать работника со
служебным несоответсвием, как бы
превращая его в своего рода дойную
корову. (Именно такова была позиция
забастовщиков, принявших в качестве
первого пункта готовившихся 5-6.1.1885 г.
требований - "Чтобы хозяин имел право
штрафовать рабочих не более 2-х раз в
месяц, если же рабочий подвергнется
штрафу в третий раз, то его должны
рассчитать"). Если же такую политику
проводил в жизнь директор правления,
то он должен был бы штрафовать самого
себя. Получается, что объяснение Ивановой
оказывается, при более подробном
рассмотрении, скорее доводом в обоснование
несколько модифицированной (не прямой
произвол администрации в назначении
штрафов, а произвол в кадровой политике,
влекущий интенсивное штрафование)
первой версии (версии стачечников).
К
тому же, подавляющее большинство
неквалифицированных в момент найма
работников неизбежно повышало свою
квалификацию по мере накопления
практического опыта работы, и либо
администрация осуществляла регулярную
замену опытных работников на неопытных,
либо причину столь распространенной
некачественной работы следует искать
в чем-то другом. В любом случае вторая
версия, версия добросовестности
нанимателя, не объясняет, почему же
администрация, убедившись в невозможности
устранения обильного производственного
брака путем штрафования, длившегося
годами, не заменила свой способ действия
на более эффективный.
Также
нуждается в объяснении увеличение числа
рабочих дней (рабочим был объявлен
даже день Иоанна Крестителя, совпавший
с началом знаменитой стачки 7.1.1905 г.)
вместо логичного для кризисных условий
сокращения рабочего времени и числа
работающих. Объяснение этому и многому
другому приводят авторы первой версии,
когда высказывают особое мнение о
причинах роста штрафования в кризисное
время . "В годы промышленных кризисов
Товарищество Морозовых особенно
ожесточенно боролось со своими
конкурентами за господство на рынке,
продавая свои товары по резко сниженным
ценам." [10]. "В годы кризиса и
промышленного застоя 80-х годов резко
усилился процесс разорения
крестьян-кустарей" [11].
Для
выяснения вопроса об основных причинах
роста штрафования в кризисные годы
воспользуемся тем, что Лаверычев и
Соловьева для демонстрации влияния
морозовской стачки 1885 г. на последующий
ход российской истории приводят долгий
перечень забастовок, последовавших за
вышеупомянутой морозовской [12]. Позволим
себе, не повторяя этот перечень,
утверждать, что эти забастовки по
выдвигаемым рабочими требованиям
распадаются на две группы. В первой
группе преобладают сравнительно мелкие
предприятия (только в одном случае
приводится число бастовавших - 1000
чел.), забастовочная активность довольно
низка и главными требованиями являются
отмена сокращения рабочего времени,
отмена увольнения части работающих.
Вторая группа содержит более крупные
предприятия (упоминаются 2000, 4000, 6000
бастовавших) и забастовщики, в основном,
борются против понижения заработной
платы (путем чрезмерного штрафования,
вычетов, задержки выплаты, повышения
цен на продукты, понижения расценок,
расплаты купонами, принуждения рабочих
приобретать за свой счет челноки для
тканья) и за повышенную оплату работы
в праздничные дни.
Становится
понятным, что многие предприниматели
(вторая группа, в которую входили и
Морозовы, но далеко не только они)
применяли демпинговую кризисную
стратегию для ослабления своих
конкурентов. В то же время, вторую группу
составляли потенциальные жертвы демпинга
в ходе кризиса, которые следовали
классической кризисной стратегии
уменьшения своего присутствия на рынке
путем сокращения производства, уменьшения
затрат, увольнения части персонала,
укорочения рабочего дня и рабочей
недели.
Все
познается в сравнении, и в данном случае
можно сравнивать положение дел на
Никольской мануфактуре с одновременной
ситуацией на других предприятиях в
других экономических районах и с более
поздней обстановкой на той же Никольской
мануфактуре. Ответ можно было логически
вывести уже из результатов исследований
начала XX века.
"Анализируя
положение промышленных предприятий
Польши и ЦПР, известный экономист своего
времени Л.П.Субботин отмечал, что, в
сравнении с московскими, крупные фабрики
Лодзи были основаны на европейских
началах". "Они имели более высокий
уровень механизации и более квалифицированную
рабочую силу. Вместе с тем здесь не было
"спекулятивных фабричных лавок,
рассчитанных на понижение заработка
рабочих и на повышение косвенным путем
барыша фабриканта" ... "и тех штрафов,
какие практикуются с такой щедростью
на фабриках Московского района". Он
особо подчеркивал, что "на нескольких
фабриках есть штрафы нормальные, принятые
по всей Европе, как необходимое возмещение
убытков владельца. Причем часть из них
идет на возмещение ущерба, причиненного
рабочим, часть - в пенсионные и
сберегательные кассы для них, но не в
пользу владельца." [13]
Выясняется,
что мировая экономическая система в
начале XX века была проявлением строгой
и устойчивой гармонии. Первое место по
всем показателям (оплата труда,
продолжительность рабочего дня, свобода
от экспроприации зарплаты предпринимателем,
страхование, свобода забастовок, не
говоря уж о политических свободах)
занимали предприятия первосортной
Европы (Англия, Германия и т. д.). За ними,
сохраняя почтительную временную
дистанцию, следовали предприятия
второсортной Европы, в том числе и
Царства Польского, входившего в состав
Российской империи. В третьем эшелоне
прогресса следовали предприятия
Прибалтийского и Петербургского
экономических районов, а в четвертом -
предприятия ЦПР, отставание которых от
Англии составляло 75 - 100 лет. Соответственно
такой гармонии текстильные предприятия
Московской и соседних с нею губерний
были ориентированы на максимальную
эксплуатацию рабочих, и выход системы
штрафов на роль главного средства,
наряду с trucksystem, можно признать тогда
вкладом России в прогресс администрирования.
"На
рубеже XX в. средний рабочий день
промышленности России составлял 11-11,4
часа. Однако по сравнению с другими
странами он по-прежнему оставался более
высоким. Так, в 1900 г. в Англии, США, Дании
и Норвегии он равнялся 9-10 часам, во
Франции, Германии и Швеции - 10 часам.
Ниже
средней его продолжительность была в
Петербургской, Привисленских, прибалтийских
и юго-западных губерниях, а повышенной
- в Центральном промышленном районе."
[14]
"В
результате механизации производства,
борьбы рабочего класса продолжительность
рабочего дня накануне Первой мировой
войны сократилась па два с лишним часа
и равнялась примерно 10-ти часам.
Уменьшилась доля рабочих, занятых на
производстве более 10 часов, и вдвое
увеличилась с 8-часовым рабочим днем (в
1904 г. она составила 4%, в 1913 г. - 8%)." [15]
На
фабриках Никольской мануфактуры при
Т. С. Морозове средний рабочий день
составлял около 12 часов. Именно хроническое
утомление морозовских рабочих (и рабочих
многих других предприятий России) влекло
ошибки и частую порчу продукта. Штрафование
рабочих не могло улучшить качество их
работы, но бросало вызов их чувству
справедливости и лишь вызывало протестные
выступления с их стороны. Это, в свою
очередь, влекло увольнения строптивых
работников, регулярно понижавшие средний
уровень квалификации никольских рабочих.
Получается, что система штрафов
поддерживала объем производственного
брака на достаточно высоком уровне.
Администрация, если даже и понимала
основную причину производственного
брака, то ничего не могла поделать в
рамках сложившейся системы. Тимофей
Саввич Морозов, при всех его деловых
качествах, не был способен восстать
против этой экономических стереотипов
поведения, он был успешным предпринимателем
всецело в рамках этих стереотипов, и
только степень этой успешности зависела
от него лично.
Более
того, Т. С. Морозов был лидером
предпринимателей Московского района,
задающим тон и стиль поведения. Пытаясь
усилить свое лидерство, Тимофей Саввич
использовал ситуацию тяжелого кризиса
1881 - 1887 гг. для проведения демпинговой
политики в целях подавления конкурентов.
[16] Это потребовало сохранения объема
производства при падении его окупаемости,
что привело (в рамках прежнего стереотипа
поведения) к перекладыванию части ущерба
на плечи работников путем интенсификации
штрафования и кончилось подъемом его
уровня до опасной черты.
Восстание
против существующей интернациональной
и межрегиональной системы распределения
экономических ролей и укладов осуществил
Савва Тимофеевич Морозов уже в конце
1880-х, опередив среднероссийскую динамику
на 25 лет минимум (снижение среднероссийской
продолжительности рабочего дня не
догнало никольское и к 1913 г).
"Новый
глава Товарищества Никольской мануфактуры
С. Т. Морозов, сменивший своего отца, в
конце 80-х годов провел большую техническую
модернизацию на фабриках, что резко
повысило эффективность производства
и интенсификацию труда. Экономические
расчеты С. Т. Морозова показывают, что
в 1880-1883 гг. норма выработки одного
рабочего-прядильщика за 12-часовой
рабочий день составляла 119,5 пуда пряжи,
или 9,9 пуда в 1 час работы, при новом же,
машинном оборудовании прядильщик за
9-часовой рабочий день вырабатывал 195
пудов пряжи, или 21,66 пуда в 1 час. Таким
образом, норма выработки возросла на
70 %," (в действительности 75 пудов, что
составляет 63 %) "в то время как заработная
плата рабочим была уменьшена в связи с
сокращением рабочего дня, что давало
значительную выгоду фабриканту, принося
дополнительную прибыль". [17]
В
результате таких нововведений тема
штрафов за плохое качество продукции
перестает фигурировать на страницах
работ, посвященных истории мануфактуры
после 1880-х. Надо полагать, что затраты
на новое оборудование оказались бы
меньше затрат на одни только новые
рабочие казармы, призванные увеличить
их общую вместимость на 63%. Действия
Саввы Тимофеевича обогатили его семью.
"Т.С. Морозов после смерти в 1889 г.
оставил состояние в 6,1 млн. руб. После
смерти его вдовы, М. Ф. Морозовой, в 1911
г. ее личное состояние, по самым скромным
подсчетам, превышало 30 млн. руб." [18]
Но
Савва Тимофеевич Морозов дорого заплатил
за нарушение им "мировой экономической
гармонии". Ведь никакие мероприятия
в пределах мануфактуры не могли сразу
улучшить общероссийскую и общерегиональную
экономическую ситуацию, но они сразу
затруднили положение других предпринимателей
региона. Ведь именно на их плечи он
переложил снятую с себя значительную
часть ноши эксплуататора рабочих.
Ссылки:
- В.Я.Лаверычев, А.М.Соловьева "Боевой почин российского пролетариата". c. 62-66.
- Л.В.Куприянова "Рабочий вопрос" в России во второй половине XIX - начале XX вв. строка 665.
- Там же, строка 631.
- Там же, строка 675.
- В.Я.Лаверычев, А.М.Соловьева "Боевой почин российского пролетариата", с.96.
- Там же, строка 693.
- Там же, строка 627.
- Ch. Babbage. "On the Economy of Machinery and Manufactures". 2nd. ed., London, 1832, p. 304 (Ч. Баббедж. "Об экономической природе машин и фабрик". 2-е изд., Лондон, 1832, стр. 304)].
- В.Я.Лаверычев, А.М.Соловьева "Боевой почин российского пролетариата" c. 65.
- Там же, с. 28.
- Там же с.33.
- Там же с.185-197.
- Л.В.Куприянова "Рабочий вопрос" в России во второй половине XIX - начале XX вв. строка 654.
- Там же, строка 1548.
- Там же, строка 3276
- В.Я.Лаверычев, А.М.Соловьева "Боевой почин российского пролетариата" c. 28.
- Там же, c. 27.
- Там же, c. 29.
|