Лизунов Владимир Сергеевич,
краевед, поэт.

ДЕТСТВО МОЁ ГОЛОПЯТОЕ.

"Ты к земле припади – всё воскреснет,
По-отцовски уколет жнивьё.
Если всё-таки жизнь – это песня,
Значит, детство – припев у неё"
/ Н.Ф.Дмитриев /.

Я родился ноября 1935 года в селе Борки Шацкого района Рязанского окр. Московской области в семье служащих. Мой отец Лизунов Сергей Михайлович, моя мама Мазурина Мария Трофимовна родились в Рязанской губернии. Отец - в деревне Березники Тороповского сельского совета Ермишинского района, а мать - в селе Ермшь. Отец был членом ВКПб с 1928 года, окончил 9 классов школы 2-й ступени. До войны работал секретарём бюро Путятинского Волостного комитета ВЛКСМ Рязанской области, заместителем директора по политчасти Шацкой МТС, председателем колхоза в Пеньках, инспектором РАЙОНО в Кадоме, штатным пропагандистом Ижевского РК ВКПб, председателем колхоза имени Молотова. В годы войны работал штатным пропагандистом Ижевского РК ВКПб, заведующим инструкторским отделом РК ВКПб, заведующим РАЙЗО. С 1944 года он председатель колхоза "Красный Восток" Трубетчинского района Рязанской области. В те страшные 30-е годы Сергей Михайлович, честный и глубокопорядочный коммунист, испытал на себе и КПЗ, и приговор к расстрелу, и исключение из партии, а затем восстановление в рядах ВКПб, освобождение из тюрьмы города Рязань, постоянные перемещения по должности и переезды семьи с одного места жительства на другое. В годы войны наша семья сначала жила в селе Лакаши Ижевского района Рязанской области в каменном доме. Соседи рассказывали нам, что этот дом принадлежал какому-то кулаку. Его семью выселили и отправили в неизвестном направлении. Я помню, как в небе над селом пролетали фашистские бомбардировщики. В Лакашах на привал останавливались автомобильные роты наших частей и подразделений. Водители ЗИС-5 и полуторок с удовольствием вели с сельской ребятнёй разговоры о войне, о мирной жизни и о девушках. Угощали детишек кусочками сахара, хлебом. Тревоги и печали на их лицах я не видел. Они были веселы и жизнерадостны. Помню, как в село приехал на побывку один раненый лейтенант с перебинтованной головой. А однажды в наш дом вошёл нежданный мамин брат дядя Лёша Мазурин. Его рота проходила мимо нашего села. Он отпросился на часик навестить сестёр, и командир его отпустил. К тому времени к нам в село приехала тётя Шура с детьми Васей и Валерием из Орехово-Зуева спасаться от голода. Побыв с сестрами, рядовой Алексей Мазурик убыл к месту расположения своей роты. Муж тёти Шуры Феоктистов Константин Васильевич служил в те годы в группе советских войск в Иране. В Лакашах мы стали жить одной семьёй, спали на печке, питались за одним столом. Пища была скудная. Наши матери пекли чаще всего "лохматки" из муки и очисток от картошки. Мы ели тыкву, огурцы, кормовую свёклу и грибы. Всегда хотелось есть и избавления от вшей.

Однажды тётя Щура обмазала всех нас дёгтем от чесотки и вшей, но дёготь помогал не надолго. На печке мы устраивали соревнования - кто у себя в рубашке больше вшей найдет. Рязанская зима запомнилась катанием с горок на коровьих катухах, как на салазках, которых у нас не было. Лыжи мастерили из досок сами. В одну из зим я простудился и заболел. Выздоравливал в сельской больнице. От тоски по дому, маме и братьям незаметно для других больных я плакал под одеялом. Иногда мне удавалось прокатиться в санях, вожжи были в руках отца, и я в эти минуты был самым счастливым мальчиком на земле. Как-то раз отец поставил меня на телегу, дал в руки вожжи и попросил посторожить лошадь и телегу. По какой-то причине лошадь сделала несколько шагов вперёд, а я упал ей под хвост и задние ноги. Это испугало её, она рванула вперёд. Падая, я рубахой за что-то зацепился, меня волокло по земле. Я заорал на всю округу. Из дома выскочил отец, догнал лошадь, остановил её и вытащил меня из-под телеги целого. Бог меня миловал! В 1943 году я стал первоклассником Лакашской сельской школы. В 1944 году отца перевели на должность председателя колхоза "Красный Восток" близ села Трубетчино. На полуторке со своим бедным скарбом мы поехали в Трубетчино. Я впервые в жизни залез в кузов нагруженной вещами машины, мы тронулись в путь. Езда на полуторке запомнилась мне на всю жизнь. Я стал учиться в Трубетчинской средней школе. Храню Похвальную грамоту, в ней написано, что ученик 2-го класса Трубетчинской средней школы Лизунов Владимир награждается этой грамотой "за отличные успехи и примерное поведение", сверху – портреты Ленина и Сталина, внизу - дата 25 июня 1945 года. Моя сестра Аврора тоже была отличницей в 7-м классе этой школы. В моём классе учился школьник, который приходил в школу в настоящей шинельке, пошитой его отцом-фронтовиком, демобилизованным по ранению. Мы страшно мальчишке в шинельке завидовали, просили померить, а он не отказывал. Мой отец на лицо и по фигуре был очень похож на Сергея Мироновича Кирова. Он, как и Киров, носил полувоенную фуражку, но с матерчатым козырьком. В редкое свободное время отец любил читать художественную литературу. Помню его, лежащего на тахте с романом Степанова "Порт-Артур" в руках. Часто я залезал к нему на грудь, трепал за уши, а он меня щекотал и теребил, как щенка. В такие радостные минуты общения с детьми он придумывал смешные стихотворные строки обо мне, сестре Авроре и брате Коле. Авроре он придумал прозвище "Айша" видимо потому, что она лицом походила на девочку-татарку. Мне он дал прозвище "Глав-молоко", зная о моём пристрастии к молочным продуктам. Мама мне рассказывала, что из детей он больше всего любил меня, может быть потому, что я лицом походил на него. Однажды отец шёл по селу и увидел, как подвыпивший колхозник избивал кнутом обессилевшую от непосильного груза лошадь. Бедная скотина упала и не могла встать. Отец подошёл к мужику и ударил его в пьяную морду. За рукоприкладство он получил "строгача" по партийной линии и едва избежал увольнения с работы. В те военные годы отец тяжело переживал тот факт, что его не призывали в ряды Красной Армии. Мама рассказывала, что он несколько раз ходил в райвоенкомат и требовал призыва его в армию. "Кого вы берёте, юнцов желторотых! Я таких в бою семерых уложу! - покрикивал Сергей Михайлович на работников военкомата. "Дайте повестку - через час приду в полной готовности!" Но его так и не призвали в армию как непригодного по состоянию здоровья - он родился с деформированной левой рукой. День Победы мне запомнился тем, что жители села Трубетчино и наша семья услыхали об этом эпохальном событии по домашним круглым чёрным репродукторам. Голос Юрия Левитана доводил всех советских людей в тот день до слез небывалой радости. Сельчане выбегали из домов, кричали, обнимались, пели, выпивали, плясали. Словами всего этого не передать. 2 февраля 1946 года в наш дом пришла беда - тело погибшего отца привезли в морг Трубетчинской больницы. Мы с мамой пошли в морг, отец лежал в неестественной позе. Чтобы распрямить его скорченные ноги, на колени санитары поставили бочку с кирпичами. Мама по совету подруги надела на безбожного коммуниста крестик. Нам выдали справку о смерти отца, где говорилось, что он погиб во время пожара. А мама мне рассказала, что только живот отца был обуглен, как будто его кто подпалил паяльной лампой. По рассказам отца, в его колхозе нельзя было оставить на ночь телегу или сани - к утру их или украдут, или сожгут. Сергей Михайлович приезжал к семью раз в неделю по выходным дням, а в будние дни ночевал в одном сельском доме того злосчастного колхоза. Еду ему готовила пожилая колхозница. Она и рассказала маме, как обнаружила скорченный труп отца на печке. Никто не верил, что он погиб от пожара, предполагали, что это убийство с поджогом, месть тех, кому отец отказывал в выдаче сортового овса, в разрешении продажи испорченного, некачественного мяса и другое. Банды в послевоенное голодное время действовали повсеместно. За трупом отца в село ездил дядя Виталий Николаевич Воробьёв, старший лейтенант, участник войны и моя мама. ВЕ 1999 году я был у Виталия Николаевича в Москве и задал ему вопрос: "Что всё-таки случилось с моим отцом в Трубетчино?" Он ответил по-военному кратко: "Его убрали работники НКВД за непослушание". Сергея Михайловича хоронили на кладбище села Трубетчино. Из его сослуживцев-партийцев на похороны никто не пришёл. У могилы присутствующие прощались с погибшим, а я спрятался в кусты и плакал. Меня нашли и подвели к гробу. У могильного холмика вбили деревянную стойку с красной звездой из фанеры. На следующий день нашу семью в Орехово-Зуево повёз дядя В.Н. Воробьёв. На железнодорожной станции Лебедянь я впервые в жизни увидел пассажирский поезд, испугался его шумного, могучего приближения. Дядя с большим трудом посадил нас в вагон. Люди лезли в вагоны по головам, дрались, матерились. Но мой любимый дядя-офицер, окончивший Московский институт физической культуры имени Сталина, красавец, балагур, в отутюженной военной форме, каким-то образом обворожил начальника станции, который помог нашей семье разместиться в вагоне. До Москвы мы доехали без происшествий, а вот в столице я каким-то образом потерялся, но меня оперативно нашли плачущего. В Орехово-Зуеве мы стали жить у бабушки Мазуриной Александры Никифоровны на Крутом / улица Московская, дом № 23 /. В комнате площадью 17 квадратных метров нас проживало 8 человек. Моя овдовевшая мама устроилась на работу в регистратуру Крутовской амбулатории, а мы с братом-Колей стали учиться в школе №14, сестра Аврора - в школе №1. Меня, как и любого другого новичка, хулиганистая ореховская ребятня встретила недружелюбно. Перво-наперво "пропустила", а проще сказать - поколотила после уроков. На следующий день я отказался идти в школу, но мама всё же уговорила отправиться на уроки с братом Женей Мазуриным. Говор у меня был деревенский, одет был плохо. Классной руководительницей у нас была Вера Ивановна Суворова, добрейшей души учительница. В классе со временем я подружился с Лёней Грековым, Толей и Витей Морозовыми, Станиславом Столяровым, Витей Сиреновым, Женей Шрейбером, Володей Блиновым. Первые дни учёбы меня удивили недисциплинированностью школьников. На переменах они бегали по партам, дрались, играли в "фантики", в жёстку. В ходе урока дежурный по классу разносил по партам поднос с кусочками чёрного хлеба, присыпанного сахарным песком. Ребята из благополучных семей свои куски отдавали Власу из 3-й казармы. Его многодетная семья влачила голодное существование. После уроков мы мчались на стадион "Красное Знамя", прорывались к трибунам кто как мог, делали подкопы под забором, перелезали через заборы с налёта, убегая от конной милиции. Кое-кто получал нагайкой по спине. Среди футболистов городской команды у нас были свои любимцы. Это защитник Ширин Александр Иванович, по прозвищу "Малина", защитник Василий Новиков, нападающие Василий Павлов по прозвищу "Калипень", Владимир Пряхин - "Баламут", капитан команды Сергей Яковлевич Мурашов - главный забивала всех "пенальти". В школе я был "хорошистом". По воскресным дням я проходил бабушкин университет выживания. У неё была корова, которая спасала семью от голода. Бабушка брала меня с собой на болото жать серпом траву для коровы. С бабушкой и сестрой Ларисой (имя Аврора она поменяла на Ларису) мы возили на санках или на самодельной тележке навоз на огород. По утрам она заставляла меня продавать молоко на крыльце дома. С мамой мы подолгу простаивали в очередях за хлебом у магазина № 20. Очередь занимали с раннего утра. Номер места в очереди писался на кистях рук химическим карандашом. При открытии магазина, несмотря на присутствие милиционеров, многие наглецы лезли вне очереди но головам горожан, вызывая гневную брань и тумаки стоявших обозлённых очередников. Хлеб выдавался по талонам. Я радовался, когда продавщица выдавала мне пол-буханки хлеба с довеском, который я жадно съедал, не донося до дома. Бабушка часто варила сахар, прятала его в отделение комода, закрыв ключом. Мы с братом Колей ухитрялись через перегородку другого отделения комода просовывать руку и воровать маленькие кусочки варёного сахара, уж очень вкусным он был! И лето нас спасало от голода. Мы ходили в лес за грибами к ягодами, ездили за черёмухой на поезде в Покров то на подножке, то на крыше вагона поезда. Бесстрашно бегали по крышам вагонов, на ходу поезда перепрыгивая с вагона на вагон. Не всегда это получалось удачно. Мой товарищ по дому Слава Жемчугов однажды угодил под колёса вагона, ему отрезало колесом пол-ступни ноги. Он стал инвалидом и получил прозвище "Култын". Он окончил ФЗУ, работал на фабрике. Получив первую в жизни получку, купил три килограмма печенья, сам вдоволь наелся и нас с братом угостил. Я тогда первый раз в жизни наелся печенья, которым поделился со мной "Култын". Халва считалась у нас, ребятни, сладостью номер один. Чтобы её купить в двадцатом магазине, мы с Женей Крыловым, будущим игроком московской Футбольной команды ЦСКА, прятались за кустами у дороги вдоль забора торфобрикетного завода, ждали, когда из ворот появится машина с торфобрикетом. Быстро подбегали сзади машины, цеплялись за ее борт и сбрасывали 2-4 торфины. Но в кузове всегда сидели две женщины-торфушки, охранявшие брикет. В один из налётов я успел сбросить две торфины и тут же получил удар торфиной в лоб. Торфушка оказалась снайпером, а я с шишкой на лбу пошёл домой. Украденный торф мы с Женей продавали старушкам, а на вырученные деньги покупали халву. Часто мы ходили за "тошнотиками"-так мы называли мелкие картошины, оставленные на огородах после рытья картошки. Они были величиной с голубиные яйца. Способ добычи "тошнотиков" мы называли "ходить по рытому". Летом нас спасали от голода крапива и щавель, из которых мама варила супы. Свободное время я с дворовыми мальчиками проводил в походах на так называемую "трубочку" в километре от нынешней психбольницы № 8. "Трубочка" представляла из себя металлическую трубу диаметром в полметра, по которой текла вода с тех мест в Клязьму. В некоторых местах труба подтекала, там образовывались малые водоёмы, в которых мы купались. В ближайшем совхозном огороде воровали огурцы. Ещё одним местом купания была "Ршивка" - небольшое озеро в лесу Саула у Крутого. В этом озере едва не утонул мой товарищ детства Витя Тарасов. Я его спас, но и сам едва не утонул, волоча его по воде к берегу. В озере "Амазонка" утонул Боря Борисов по кличке "Борзюха", который был инвалидом детства и плавал плохо. В футбол мы играли на гаревом пятачке между нашими домами и железной дорогой. Потому наши ребячьи ноги все в ссадинах. Наша дворовая футбольная команда называлась "Аптека" по причине того, что была составлена из ребят, проживавших в доме из пяти этажей с расположенной в нём на первом этаже аптекой. В команде я играл защитником, а Женя Крылов - нападающим. В игре на первенство города среди дворовых команд мне удалось забить гол в ворота футбольной команды казармы №3 с центра поля. Ворота ребят третьей казармы защищал мой одноклассник Гера Корнюхин. Все мои друзья детства летом ходили купаться, играли в футбол босиком. На головы одевали иногда тюбетейки типа таджикских. Редко кто из нас болел. Житейские трудности, безотцовщина, голод наперекор всему охраняли нас. Для малообеспеченных семей городское начальство выделяло кое-что из одежды и обуви, присылаемых из-за границы. Помню, мне из амбулатории мама принесла то ли немецкие, то ли английские штаны чуть ниже коленей, а сестре коричневые чужеземные туфли. В зимнее время мы играли в русский хоккей возле своих домов. Клюшки делали сами, коньки "снегурки" и "канадки", шнурами привязывали к валенкам. В те годы моя тётя Нина Трофимовна Мазурина, жена Е.Н.Воробьёва, окончившая Московский институт физической культуры, преподавала в нашем пединституте и играла в сборной команде нашего города по хоккею с мячом. Очень любили крутовские мальчишки кататься с пригорков леса Саула у "Вшивки" зимой. На лыжных трассах делали трамплины, часто падали с них, разбивали носы, но страх преодолевали. С энной попытки трамплины нам всё же покорялись. Случались и драки казарма на казарму или на Крутовский посёлок. Иногда они проходили с применением самодельных дробников. Такие редкие драки пресекала конная милиция. Некоторые пацаны ходили с финками и ножами. Мы, крутовская детвора редко появлялись в районе казарм. Но я с братом Колей смело ходил в казарму №11 к двоюродным братьям Феоктистовым. Чтобы напугать прохожую женщину или ещё кого, изготавливали так называемую "пшикалку" из тонких латунных трубочек, набивая её серой от спичек и делая боёк из упругой толстой проволоки. Меня огорчала поголовная матерщина но улицах города. Бывало такое ощущение, что на тебя выливают ушат помоев, когда слышишь грубость, хамство и мат. Это явление и по сей день неистребимо. До седьмого класса мама отправляла нас с братом Колей в пионерский лагерь "Медсантруд" близ деревни Островищи Владимирской области.

Пионерский лагерь "Медсантруд". Володя Лизунов на переднем плане 2-й справа (1948 год).

В лагере я был активным пионером и в спортивных состязаниях, и в художественной самодеятельности, и в оформлении альбомов пионерских отрядов. Я был чемпионом пионерлагеря по всем видам спорта, по которым проходили состязания. Играл в составах футбольной и волейбольной команд лагеря. Физрук советовал мне после школы обязательно поступать в институт физической культуры. В моей детской памяти отпечатались два случая. Первый - я впервые в жизни увидел мужчину, попавшего под колёса железнодорожного состава. Его туловище лежало с внешней стороны полотна, а голова - с внутренней. Ротозеи говорили, что он сам лёг под поезд. Второй случай - я был свидетелем погони милиционера с пистолетом за каким-то преступником. Не знаю, поймал он его или нет, так как догонявший и убегавший скрылись из моего поля видимости. В те годы я стал посещать библиотеку во Дворце культуры текстильщиков. Первую книгу, которую я там взял, была "Барышня-крестьянка" А.С.Пушкина. В 1949 году в Орехово-Зуеве был объявлен конкурс среди школьников города, посвящённый 150-летней годовщины со дня рождения А.С.Пушкина, Я представил несколько своих стихотворений на Пушкинскую тему и занял первое место. Второе место занял Владик Бахревский, а третье - Гена Каретников. Нас троих наградили книгами сочинений А.С.Пушкина и альбомами, которые я храню до сего времени и показываю гостям своей квартиры. Книгу и альбом получала вместо меня моя сестра Лариса, так как я в те дни был в пионерлагере "Медсантруд". В этом же году мои стихи появились в городской газете "Большевик". С чтением своих стихов я выступал по ореховскому радио. Посещал я и секцию гимнастики, которой руководил Василий Семёнович Герасимов в здании бывшей школы №5. После седьмого класса я стал задумываться о своей дальнейшей учёбе. Но это уже была не пора детства.

Я был мальцом голопятым,
Но память навек сберегла,
Какая у нас в сорок пятом
Большая Победа была.
Какие стояли денёчки,
Когда без вина веселя,
Пластинкой о синем платочке
Вращалась родная земля".
/ поэт А.Решетов /