Игумен Георгий (Хлебников),
настоятель Гуслицкого Спасо-Преображенского мужского монастыря

ОБРАЗЕЦ ВЕРОТЕРПИМОСТИ.
К ИСТОРИИ СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКОЙ ОБИТЕЛИ.

Шесть лет назад, когда я стал настоятелем Преображенского храма в бывшем Гуслицком Спасо-Преображенском мужском монастыре, мне пришлось столкнуться с удивительным для меня и довольно странным обстоятельством. Среди прихожан вновь открытого храма никто практически ничего не знал о былых днях некогда славной обители. Недоумение мое было тем более сильно, что на моей памяти открылось несколько церквей и практически везде прихожане вспоминали и священников, и имена притча, и обстоятельства закрытия своих храмов. В Гуслицах же люди не помнили совершенно ничего.

Впоследствии, многое проанализировав и передумав, я нашел этому объяснение. Иначе и быть не могло. Ведь наши прихожане поселились возле монастыря в 1930—1940-е годы, а до этого весь монастырь был окружен поселениями старообрядцев, зачастую враждебно относящихся к обители.

Для их просвещения и обращения в лоно Русской Православной церкви и был устроен гуслицкий монастырь. Об одном событии из жизни обители, напрямую относящемся к старообрядцам, мне бы и хотелось написать. Увы, знания об этом мне принесли не народная память, а московские архивы (Центральный исторический архив г. Москвы фонд № 203).

Итак, приступаю к повествованию.

8 августа 1859 года, около четырех часов пополудни, в монастырь пришли крестьяне Гуслицкого прихода из деревни Гридиной, вотчины графа И. А. Зотова, и подали записку казначею иеромонаху Феофану от священника Ильинской церкви Тимофея Никифоровича Стракова, в которой тот просил отпустить из обители икону Спасителя Нерукотворенного с посланными крестьянами по случаю несчастного времени — чрезмерной засухи и падежа скота. По прочтении записки о. Феофан сказал им, что с ними одними икону отпустить опасается. Крестьяне, услышав от него такой ответ, начали слезно просить батюшку не отказывать им в их несчастных обстоятельствах, потому что — по их собственному выражению — «имеют великую веру к иконе Спасителя». Кроме того, в их деревню еще будут принесены и другие иконы из их приходской церкви для совершения молебствия священником их прихода.

Видя их слезы и усердие, о. Феофан, опасаясь отпускать без сопровождения чудотворную икону в деревню Гридино, решил сам идти туда крестным ходом с этой иконой, а также с иконами Преображения и Казанской Пресвятой Богородицы, в пять часов вечера. Для чтения и пения он решил взять с собой двух послушников: Василия Калинникова и Николая Васильева.

Деревня Гридино отстояла в 10 верстах от обители. Когда крестный ход подходил к ней, было уже довольно темно, и перед деревней образ был встречен какими-то крестьянами, стоящими с иконами и зажженными фонарями. Подойдя ближе, о. Феофан услышал, что крестьяне пели. Он спросил, кто они и откуда эти иконы. Ему отвечали, что иконы из старообрядческой часовни, а поющие крестьяне — старообрядцы.

Встречавшие икону люди окружили крестный ход и начали просить, чтобы о. Феофан отпустил икону Спасителя в их часовню, где они собираются молиться целую ночь. Но о. Феофан решительно отказал в их просьбе, сказав, что он шел не к ним, и не они просили его. Старообрядцы стали опять убедительно просить, говоря, что они имеют великую веру к чудотворному образу и надеются получить милость от Бога и избавиться от постигших их бедствий. Но и на вторичную просьбу о. Феофан не согласился, а пошел в деревню, где при входе отпел молебен и по приглашению бурмистра отправился с иконами к нему в дом.

Спустя немного времени старообрядцы явились в дом бурмистра и в третий раз со слезами уговаривали о. Феофана не отказать в их просьбе. Бурмистр, слыша отказ, начал и сам просить о. Феофана отпустить икону в старообрядческую часовню и утешить крестьян в их несчастье. Бурмистр сказал, что сам во всем поручается и, если угодно, будет лично стеречь иконы в часовне.

Однако, опасаясь за святыню, о. Феофан пошел в часовню сам, взяв с собой для предосторожности и бурмистра, послушника Василия Калинникова и, кроме того, двух крестьян, а послушника Николая Васильева оставил в доме бурмистра с иконами.

Войдя в часовню, о. Феофан увидел стоящую посреди икону Рождества Пресвятой Богородицы, принесенную из Рудневской церкви, коей отправлялось всенощное бдение. Там же находился и рудневский церковный староста. Икона Спасителя, принесенная о. Феофаном, была установлена рядом с Рудневскою иконою.

Все пришедшие оставались при святыне безотлучно и по окончании службы и молебна взяли образ и снова отнесли его в дом бурмистра, где по некотором отдохновении было отправлено всенощное бдение Спасителю при собрании множества крестьян.

По окончании молебна люди стали просить, что бы о. Феофан встретил крестный ход из с. Гуслиц, направлявшийся в ту же деревню. Наутро 9 августа при встрече икон при многочисленном стечении народа соборные начали петь молебен с водоосвящением, а по окончании его пошли крестным ходом кругом деревни, окропляя поля водой в четырех местах, после чего окропили и всю скотину.

Иконы же были поставлены перед домом бурмистра, где крестьяне начали прикладываться к ним. Духовенством была прочитана молитва об избавлении скота. Множество народа — и православные, и старообрядцы — вышли провожать иконы из деревни. Несомые теми же крестьянами, покрытые пеленами, святые иконы отбыли в монастырь, поспешая к всенощному бдению.

В обители о. Феофана ожидали большие неприятности. Слух о том, что икона побывала у старообрядцев в часовне, распространился повсюду, и бедному батюшке пришлось держать ответ перед вышестоящим начальством.

В свое оправдание о. Феофан ничего не мог представить, как только одну свою неопытность в сем деле да жалость при виде постигшего крестьян бедствия. По ведомости за 1858 год иеромонах Феофан, имевший 43 года от роду, был показан хорошего поведения и усердного послушания, судим и штрафован не был, под следствием никогда не состоял.

При разбирательстве этого дела святителем Филаретом митрополитом Московским наказание о. Феофану было определено милостивое: положить в церкви перед литургиею 100 земных поклонов для очищения совести. Кроме того, о. Феофану объяснили, чтобы впредь в таких делах он был осмотрительней.

Между прочим, святитель Филарет писал, что хотя о. Феофан и нарушил 71 правило Св. Апостолов и за это должен был быть запрещен в священнослужении, но при выносе наказания было учтено, что решился о. Феофан на такой поступок, видя веру крестьян и их беду и слыша их слезные прошения.

Так мудрой резолюцией Святого Архипастыря и закончилась эта история. Много еще предстояло пережить юной обители: и славу, и разорение. Но во всем происшедшем тогда видится главное: великая вера и глубокое религиозное чувство наших предков. Ведь и мор после молебна прекратился, и дождь пошел.